Есть у Витольда друг со старинным прозвищем Пинцет. Потому как в молодости хотел Пинцет стать врачом. Бывший бандит. Фактурной внешности. Сто пятьдесят килограмм веса в двух метрах роста. Ныне – видеооператор. Уроженец центра города. Житель дома, спроектированного в духе неоклассицизма, с закруглённым фасадом.
Пинцет, как все люди, которые когда-то занимались спортом, бухал редко. Берёг себя и всячески «это дело» осуждал. Но иногда возникало у него желание от души напиться. Если тяга оказывалась непреодолимой, подходил к вопросу со вкусом. Даже некоторым сибаритством. Основательно и обдуманно. С лёгкой нервной опаской. Как чему-то незаконному. Говоря по правде, как к сволочной сделке с собственной совестью.
Вчера Витольд и Пинцет пересеклись на Колхозном рынке. Приняли финансовый бюджет мероприятия во втором чтении, после ряда обсуждений и дискуссий. Не спеша двинулись по рядам. Начали с овощного. Принюхиваясь, разглядывая внимательно, трогая руками и пробуя, приобрели: квашеной капусты с рубиновыми вкраплениями клюквы, солёных огурцов и груздей, картошки, несколько пучков зелени. Свернули в рыбный ряд, долго выбирали селёдку потолще. Пытаясь распознать по оловянным глазам ту из рыбин в бочке, что с икрой.
Перешли в мясные ряды за салом. Продавщицы нахваливали свой способ засола и особые сорта опилок, что дымили при копчении. У торговца фруктами прихватили гроздь чёрного винограда и пакет мандаринов, как напоминание о прошедшем Новом годе. На улице в пекарне взяли хрустящего свежего белого хлеба. Ну а в финале – литр хорошей водки. По «штырю» на душу населения. На всякий случай добавили ещё четыре банки светлого пива.
Через полчаса ценный груз осторожно выкладывался из рюкзака на кухне у Витольда. Минут сорок ушло на приготовление и нарезку. Сервировали, тесня посуду на узком кухонном столе. Как для инстаграмовских фотографий.
Парила картошка в мундире, сдобренная сливочным маслом, укропом и крупной солью. Аккуратно разделанная селёдка, сбрызнутая уксусом и оливковым маслом, вытянулась двумя симметричными рядами брусков, припорошённых слегка луком, укропом и чёрным перцем из похрустывающей на оборотах мельницы. В отдельных посудинах разместились соленья. Квашеная капуста, заправленная маслом. Грузди и огурцы решили не резать, а закусывать ими в целом виде. Сало и хлеб нарезались тонко, для лучшего вкуса. Водку достали из морозилки, вместе с заиндевевшими рюмками.
Витольд вытащил с антресолей маленькую пластмассовую ёлку, вышиной с бутылку. Расположил рядом с виноградом и мандаринами на подоконнике с видом на затянувшуюся весну. Вспомнили, что не купили солёных зелёных помидоров, но тут же махнули рукой на эту нехватку.
Налили водку, тягучую как масло от морозильного холода, в ледяные рюмки.
– Ну, по первой!
Выдохнули, выпили и понеслось… Тосты перемежались с длинными разговорами и перекурами. Закусывали не спеша, с достоинством. Без голодной плебейской жадности к деликатесам. Дабы распробовать всё, что лежало в тарелках, со всей тщательностью. По отдельности, вкусов не смешивая. Гедонизм в чистом виде. В такие часы думать о том, что завтра будет плохо, совершенно не хочется.
Глава четвёртая
Если уж говорить по-честному, бывало пару раз, когда Витольду пришлось опохмеляться. Случилось это давно, в молодости ещё. На окраине Москвы.
Напоролись они как-то раз с друзьями на съёмной квартире палёной водки. А качественную, заводскую найти тогда представлялось задачей неразрешимой.
С утра Витольд со товарищи блевали дальше, чем видели. Кто постарше и поопытнее сходили за другой бутылкой, качеством получше. Наскоро поправили здоровье. Чего и настоятельно советовали сделать всем остальным.
Да не тут-то было. Налицо тяжёлое отравление. Водку не то что пить, даже смотреть на неё невозможно. Температура, красный туман перед глазами и пульс, бьющий молотом о стенки черепа. Желудок выбрасывал спазмами желчь и чистую воду. Так продолжалось весь день, до позднего вечера, эти метания из комнаты к унитазу.
Пришлось старших товарищей послушать. Хотя, когда наливали на кухне рюмку, – с души воротило от вида и запаха. Пить пришлось с дальновидной предусмотрительностью. Над унитазом. Содержимое рюмки как раскалённый металл скатилось по пищеводу и обожгло желудок. Через секунду всё его содержимое было исторгнуто наружу. Как только Витольд проблевался, его чудесным образом отпустило. Отдышался, пришёл в себя. Как рукой сняло.
Другой похожий случай запомнился Витольду тем, что не следует с похмелья полагаться на медицину. Нет, против врачей он ничего не имел. В медицину редко попадают откровенные бездари и человеконенавистники. Скорее всего, всё потому, что зарабатывают врачи мало. Вот и происходит с некоторыми профессиональная деформация. Тут совсем иное. Витольд считал, что все эти капельницы и дезинтоксикация со стороны пациента – читерство и самообман чистой воды.