Витпанк

— Этого не было в списке! — сказал он, не в силах оторвать взгляд от тощей коротышки-ведущей телеигры — той самой, которая всегда всплескивает руками перед посудомоечными машинами, словно это какое-то чудо.

— Моя мама была бы довольна, если бы ты наполнил свой день чем-нибудь полезным, — сказала я.

— Нет, в самом деле, — сказал он, ударив кулаком по диванной подушке позади себя. — По-моему, я повредил себе спину этими треклятыми матрасами! Без дураков. Мне необходимо принять горячую ванну! — он поднял на меня глаза и улыбнулся, в первый раз за все это время. — Бог мой, горячая ванна сейчас была бы просто праздником! Ты даже могла бы постоять рядом и держать меня на мушке все это время, я не стану возражать.

Уж в этом-то я не сомневалась. Однако он был не единственным, кто смотрел «Обманутого»[74]. Впрочем, если не дать им попробовать все варианты, они просто не поверят. Некоторым мысль об обольщении приходила в голову раньше, некоторым позже — причем вторая группа чаще пыталась подкатиться к моей маме, чем ко мне.

— Какую ванну ты хочешь? — спросила я. — С пеной для ванн?

Улыбка на его лице стала шире и наполнилась энтузиазмом.

— У тебе есть что-нибудь со сладким запахом? Ручаюсь, что есть. Что-нибудь такое, что бы мог унюхать на тебе твой дружок?

— Я пользуюсь «Одержимостью», — сказала я. — Только «Одержимостью». Но тебе этот запах не пойдет. Бывает «Одержимость» для мужчин, но у нас ее нет.

— «Одержимость», вот как? — его улыбка несколько увяла. Он снова смотрел на дуло моего пистолета, не осознавая, что я вижу, куда он уставился. — А чем ты одержима, пушками?

— Да нет. Скорее чистотой.

Он откинул голову и расхохотался. Получилось так, что одновременно с ним засмеялась и публика в студии, и он уменьшил звук с помощью переносного пульта.

— Нетрудно заметить. Тем больше резона для меня принять ванну до того, как твоя матушка вернется домой. Чтобы я был таким же чистым, как и дом, когда она придет.

— Этот дом не чистый, — сказала я. — Окна омерзительно грязные. Их ты помоешь завтра.

Он снова рассмеялся.

— Как там в том старом анекдоте? «Я не мою окон»?

— Да, Молок, именно так; но это всего лишь анекдот. А еще ты перевесишь портьеры, и пропылесосишь все наверху, и вычистишь погреб, и я не знаю, что еще. Мама, конечно, оставит тебе список.

Он тяжело опустился на спинку кушетки.

— Слушай, малышка леди Линн, брось это. Ты что, собираешься снова целый день провести, наставив на меня свою пушку?

— Да, если понадобится.

— А как насчет сегодня ночью? Вы с твоей мамашей будете сторожить меня по очереди?

— Мы запрем тебя в твоей комнате. Ты и прошлой ночью был заперт — только, как я понимаю, не заметил этого.

Он провел пятерней сквозь свои свисающие прядями волосы.

— Послушай… Все это было, конечно, прикольно, и шизово, и интересно; но это устарело. Я тебе скажу, я сильно удивился, когда твоя мамаша вчера обошла твоего старика и взяла меня вместо него. Я решил, что это один из таких счастливых случаев — слишком хорошо, чтобы быть правдой. Понимаешь, я ведь знаю, что рано или поздно мои пальчики всплывут вместе с моим настоящим именем, и тогда я точно буду в дерьме. И я подумал: отлично, пойду-ка я с этим добрым самаритянином — или доброй самаритянкой? — Он издал нервный смешок. — Ну, в общем, я пойду с ней, и у меня будет что-нибудь пожрать и будет где поспать ночь, а там я рвану куда-нибудь в Мексику, в Канаду, в неведомые края… — он пожал плечами. — А получил цыпки на руках и пистолет, приставленный к виску.

— Ты не получил цыпки на руках, — сказала я. — Смешно говорить о цыпках, когда есть посудомоечные машины. Просто твои руки заняты делом.

— Да, верно. А кстати, что это за «Хлопотливые руки», где работает твоя мать? Это что, какая-то служба домработниц?

— Ты совершенно прав. Это служба домработниц. Моя мама занимается, уборкой домов, этим она зарабатывает на жизнь. Но здесь получается как в старой истории — кто побреет парикмахера? В нашем случае это будешь ты.

Он озадаченно посмотрел на меня. Очевидно, он никогда не слышал этой старой шутки про деревню, где всех, кто не брился сам, брил цирюльник. Должно быть, в тюрьме трудно обучиться подобной житейской философии.

— Но это неважно, — сказала я. — Передышка окончена. Накрывай на стол.

Он поколебался, снова собираясь спорить, но потом передумал.

— Только тебе придется говорить мне, что делать, — сказал он, идя впереди меня в кухню. — Я никогда не мог запомнить, какие вилки кладут справа.

— Это очень просто, — сказала я. — Никакие вилки никогда не кладут справа, чтобы не было риска нечаянно ткнуть своего компаньона за столом.

Он обернулся на меня через плечо.

— Да ну?

Я только покачала головой.

— Ох, черт возьми! Мы забыли включить посудомоечную машину. Ну что ж, тебе придется помыть несколько тарелок вручную — сейчас уже нет времени запускать полный цикл, мама уже скоро вернется.

Мне пришлось несколько раз ткнуть его пистолетом в ребра, чтобы привести в надлежащее расположение духа.

— Ну вот, у меня все-таки будут цыпки, — сварливо сказал он, подходя к раковине.