Я сам соорудил себе завтрак и провел пол-утра, вновь склеивая порванные им книги. После этого я немного поработал в саду, позаимствовав из кухни оформленный под старину радиоприемник, чтобы за работой слушать радио. Под конец послеобеденного выпуска новостей я понял, почему Джереми уехал в такой спешке. Фирма «LBM», крупная многоотраслевая электронная корпорация, распространила среди работников «Южного Кабельного» приглашение стать ее акционерами, обещая новые сети и все виды современных услуг для частных и коммерческих потребителей, не говоря уже о более высоких дивидендах.
Какое-то время Джереми почти не было видно. Он был очень занят — ходил на собрания и помогал в кампании по удержанию акционеров «Южного Кабельного». Наташа тоже попадалась мне не очень-то часто. Когда мы все же встречались, у нее был какой-то виноватый вид, будто бы это она была причиной случившегося.
В понедельник в парке я рассказал Мо обо всем, что произошло. Она молча выслушала меня, потом внимательно посмотрела мне в глаза, пытаясь, как я догадываюсь, разглядеть в них, было ли на самом деле что-нибудь между мной и Наташей.
Наконец она сказала:
— Настало время произнести заклинание. Заклинание, которое изменит его навсегда.
Она огляделась вокруг, удостоверяясь, что на нас никто не смотрит, быстро поцеловала меня, кликнула детей и удалилась.
Двумя днями позже она передала мне клочок бумаги с написанными на нем лондонским телефонным номером и женским именем.
— Запомни имя и номер, — сказала Мо, — а бумажку потом выброси. Позвони по этому номеру с одного из телефонов Джеззера в любое время, когда ты будешь уверен, что его нет на службе, и спроси эту женщину. Неважно, соединят тебя с ней или нет, просто не вешай трубку минутку-другую.
— Что это, Мо?
— Чем меньше ты будешь знать, тем меньше вреда это сможет тебе принести, — ответила она. — Считай, что это философский камень. Он превратит самонадеянный кусок дерьма в жалкий кусок дерьма.
— Но это никому не повредит?
— Во всяком случае, не физически.
Я взял бумажку, запомнил имя и номер и повел собаку домой.
Когда я вернулся, Наташа ждала меня на кухне. Она приготовила для меня ленч. Кроме того, на столе лежали новые экземпляры всех тех книжек, которые уничтожил Джеззер. Я от души поблагодарил ее и сказал, что она не должна была этого делать. Она пожала плечами:
— Это его деньги.
— Разве вы не боитесь его?
— Больше нет. Я ухожу. Я собираюсь поселиться у своих родителей и добиваться развода.
Она объяснила мне, что его поведение той ночью не было чем-то исключительным. Он частенько бил ее, у него были извращенные сексуальные вкусы, он ей изменял. Хуже того, он часто издевался над ней, заставляя заниматься сексом со своими друзьями, а сам смотрел на них. Я не усомнился ни в едином ее слове.
Она предупредила меня (хотя в этом не было нужды), что он будет в ужасном настроении, когда вернется домой и найдет ее записку, и что для меня будет лучше держаться тише воды ниже травы и спрятать книжки куда-нибудь подальше.
— Я отдала бы тебе твой пульт, чтобы ты мог спрятать или сломать его, — сказала она. — Но он взял его с собой. Он так и подумал, что я отдам его тебе.
Она улыбнулась мне бледной улыбкой.
Я донес ее чемоданы до такси.
ДХ вернулся в десять и обнаружил, что дома его не ждут ни ужин, ни жена. Он явился в гараж, включил иммобилайзер и немного попинал меня ногами. Он подозревал, что я тоже принял участие в бегстве Наташи. Возможно, это так и было.
На следующее утро он ушел из дома рано. В ту же минуту, когда дверь за ним закрылась, я прошел в дом и набрал номер, который дала мне Мо, предварительно удостоверившись, что система не установлена на запись.
Мне ответила секретарша. Я не запомнил названия компании, помню только, что оно было длинным. Я сказал, что хочу поговорить с Элизабет Колли.
Меня попросили подождать. На экране возникли морские волны, снятые замедленной съемкой, но логотипа компании не было. В переговорах на этой линии явно ценилась осмотрительность.
Наконец подошел какой-то молодой человек.
— Прошу прощения, — сказал он, — но Элизабет сейчас на совещании. Могу ли я что-нибудь ей передать?
— Нет, не думаю, — сказал я. — Это личный разговор. Вы не можете сказать, к какому времени она освободится?
— Примерно через час, — сказал он. — Как ей передать, кто ей звонил?
— Хендерсон, — сказал я. — Джереми Хендерсон.
И повесил трубку, по-прежнему не имея никакого понятия, что за игру затеяла Мо. Затем я пошел в ванную, чтобы смыть с себя кровь и обмыть ушибы, оставленные Джеззером накануне вечером.
В середине следующего дня, когда я готовил Кинга к выходу на прогулку, Джеззер вернулся домой.
Он выглядел как зомби. Я не стал спрашивать, что у него случилось, особенно когда увидел, что он прошел прямиком к бару с напитками. Я сказал, что иду гулять с собакой. Он ничего не ответил.
В парке мы с Мо уселись на нашу любимую скамейку, глядя, как дети бегают кругами друг за другом.
Услышав мой рассказ, она кивнула.
— Значит, это сработало.
— Этот мой телефонный звонок?
Она кивнула.
— Его уволили.
— Что?