Витражи

– Что они сказали? - поинтересовался я, хотя в этом не было необходимости. К тому же, его лицо говорило само за себя.

– Они сказали… - он запнулся и поморщился, начал снова. - Они сказали, что так и должно быть. Они прислали меня, чтобы тебя подготовить. Они с самого начала знали…

Конечно, кто бы сомневался, конечно, они знали с начала. Только где это самое "начало"? Первое мая? Пробуждение моего дара? Мое рождение? Предсказание Гордеко? Или они знали все с начала времен?

Ненавижу… Ненавижу, когда меня используют. Только сейчас я сделаю именно то, чего от меня хотят, не время показывать строптивость характера.

– Очень приятно быть жертвенным бараном, - пробормотал я. Во мне не было злости на них, только сожаление.

– Ветер…

– Не надо, - попросил я.

– Но, Денис…

– Я все сделаю.

– Не надо!!! - от его голоса зазвенела люстра. - Не надо! Ты должен жить!

– Может, хватит?

– Нет, не хватит! - не отставал он. - Ты просто не понимаешь! У тебя же даже загробного мира не будет! Ты выпустишь души, запертые в алтарях, но твоя останется там навсегда!

Что ж, я этого не знал. Впрочем, это ничего не меняло. Я принял решение.

– Саш, не надо, - повторил я.

Но он не унимался.

– Денис, так нельзя! Ну, почему ты такой? К чему это благородство? Почему бы четырем магам Стихий не бросить жребий? Почему жертвовать должен ты?

Я и сам не знал ответа на этот вопрос. Сказал:

– Они полезней, чем я. Они больше знают, больше умеют. Впрочем, это не важно, важно то, что пока они будут перепроверять мою теорию и взвешивать все "за" и "против", будет слишком поздно.

– А ты о Лене подумал?

Это было жестоко. Все, значит, аргументы у него кончились. Так лучше.

– Только о ней я и думаю. И о сыне, - возразил я твердо. - Я даю им шанс выжить. Им будет тяжело, но они будут жить.

– Ты не сделаешь этого! Я тебе не позволю! Я всем расскажу!

– Не расскажешь, - я уверенно покачал головой. - Тебе запрещено вмешательство без разрешения, а разрешения тебе не видать, а если нарушишь, тебе отправят в пустоту.

– А так в пустоте будешь ты!

– Саш, это мое дело, - отрезал я, обозначая конец дискуссии, и пошел на кухню.

– Ты куда?! - он бросился за мной.

Я открыл шкаф и достал свечу.

– Надо было давно это делать, - ответил я. - А то мы все думали, почему на ладони не видна скорая смерть.

Я зажег свечу без помощи спичек, простеньким заклинанием Огня. Она загорелась, фитиль охватило синеватое пламя. Сашка молчал и, как зачарованный, следил за моими действиями.

А я подержал свечу с минуту, а потом плеснул парафин на левую ладонь. Черт, больно! Хотя, чего это я жалуюсь, когда собираюсь вогнать здоровенный ритуальный кинжал себе в сердце? Это будет не маленький ожог, а большущая дырка, которую моя сила исцеления ни за что не осилит.

Я смотрел на ладонь во все глаза. Линии судьбы пришли в движение, неприятно напомнив мне гусениц-паразитов.

– Умеешь читать по руке? - спросил я у Сашки.

Он покачал головой:

– Не-а, а что, там что-то изменилось?

– Гляди, - я сунул ладонь прямо под его полупрозрачный нос. - Это означает, что умру в ближайшие несколько дней насильственным путем при помощи стали. Короче, завтра я воткну кинжал себе в сердце, - я стер с руки парафин. - Хорошо, что я не проверил линии раньше, я бы не понял.

– Ты и сейчас не понимаешь, что делаешь, - прошептал он.

Я внимательно посмотрел на него:

– Саш, к сожалению, я слишком хорошо знаю, что делаю и что ДОЛЖЕН сделать.

– Может, ты пытаешься стать героем? - все еще не понимал Сашка.

– Героем? - усмехнулся я. - Героев не бывает, а если и бывает, я их не встречал. Я просто хочу оставаться человеком. Или чтобы хотя бы после меня осталась память как о человеке.

Он больше ничего не сказал. Я тоже замолчал, вопрос был исчерпан. Я не доживу до июня, Акварель была права.

Я не доживу и до послезавтра.

23 глава 24 мая.

Наверное, правильно уходить по-английски, не прощаясь, особенно, если ты знаешь, что уходишь навсегда, потому что проститься даже тяжелее, чем решиться на смерть.

Итак, в обед двадцать третьего мая я принял страшное решение, на которое никогда бы не пошел при других обстоятельствах. Но выбора у меня не было.

Весь этот день я так и не смог взять себя в руки по-настоящему. Я храбрился перед Сашкой, но я точно не мог храбриться перед самим собой.

Стас позвонил и сообщил, что сегодня опять будет всю ночь изучать старинные книги у Сырина в библиотеке, а Лена, не заезжая после работы, подалась к своим родителям, с которыми у нее в последнее время улучшились отношения так, что лучшего и желать нечего. Я хотел провести с ней свои последние два дня, но я не мог попросить ее не ехать к родным, не вызвав подозрений. Да и настроение у меня было отвратительное. Что ж, по крайней мере, когда я ее увижу, я уже окончательно возьму себя в руки и буду вести себя достойно.