Витражи

– А теперь посмотрите сюда, – продолжил Папа. – Видите? Вот этот, высокий, похожий на куницу, кардинал Сикст. А этот щеголь – кардинал Теодорих. Стервятники… Мой предшественник сделал роковую ошибку. По его указу кардиналы непосредственно курируют государства. Напрямую я не могу отменить указ – меня просто отравят или зарежут. Теодорих связан с шиэхами, а Сикст курирует Ганд. Если я умру, они устроят драку прямо на моем трупе. Понимаете?! Кстати, вы знаете, что там, в прежнем мире, в тысяча сотом году уже был антипапа Теодорих?…Они разорвут тело Церкви… И все погибнет. Они развяжут новые войны – за Святой престол. Что вы тогда будете делать? Вы, белоручки-волшебники?! Испепелять армии? А они погонят перед строем людей! Тех самых простых людей, о благе которых вы так печетесь! – Урбан вцепился в плечо волшебника холодными пальцами, дыхание со свистом вырывалось через сжатое спазмом горло.

– Что вы сделаете тогда? – вспышка гнева обессилила Папу. Он, шатаясь, добрел до кресла и, если бы академик не поддержал его, рухнул бы навзничь. – Что вы… станете делать?… Прикажете сжечь их?… Вместе с армией… Так кто же из нас… зверь?

– Ваше святейшество. Поберегите силы. Я же признал вашу правоту. Я исцелю вас. Все еще можно вернуть… я уверен, достаточно вашего слова – и смута уляжется. Я исцелю вас, а вы…

– Не-е-ет, мессир волшебник. Вы еще не слышали мои условия. – Урбан тяжело заворочался в кресле, выпрямился. – Вы помните, я сказал… Церковь – это плоть мира. А кто же тогда Папа?

– Не хочу показаться льстецом, но я бы сказал, что вы – сердце.

– Верно… Но это сердце каждый раз вырывают! И каждый раз Церковь отбрасывается назад. Все рушится!

– Но…

– Никаких «но»! Вам ли возражать? Вы дадите мне не только исцеление. Вы отдадите мне бессмертие. Свое собственное бессмертие.

Вот он, главный удар. Урбан впился глазами в лицо волшебника, не желая упустить ничего. Академик ссутулился, как будто впервые почувствовал на своих плечах титанический груз бесчисленных лет. Но лицо его оставалось бесстрастным. Он некоторое время молчал. Молчал и Урбан, собираясь с силами.

– А если я скажу, что бессмертия нет?

– Я вам не поверю.

– Но ведь менее ста лет назад академиком был Сигурд Латский.

– Человек с лицом Сигурда Латского… Сколько вам лет?

Академик пожал плечами: Если вам угодно точно, то двести шестьдесят два.

– А я вижу пятидесятилетнего мужчину. Так должен ли я придавать значение внешнему облику?

– Но это еще не доказательство.

– Мне не нужны доказательства. И вот еще что. Я внимательно изучал летописи Университета. Да-да, у меня есть копии, не делайте такие глаза. И что же я обнаружил? Все указы академиков, все их распоряжения на протяжении многих веков настолько последовательны, так вытекают одно из другого, что издать их мог только один человек. Вы.

– Однако цена слишком высока! Я могу отказаться, ведь сейчас уже вы хотите отнять мою жизнь.

– Только что вы говорили мне о благе мира и цене жизни. Или ваша жизнь идет по иной расценке? – Урбан саркастически усмехнулся.

Академик рассеянно кивнул головой, как будто думал о чем-то ином.

– Но так ли необходимо забирать бессмертие у меня, Ваше Святейшество? Ведь…

– Так ли, так ли, мессир маг. – Урбан уже не скрывал торжества. Как заядлый рыбак он чувствовал, что, хотя рыба еще бросается из стороны в сторону и гнет удилище, схватка уже позади. Он подался вперед, опираясь о стол скрюченными пальцами. – Два бессмертных могучих владыки. Подумайте. Рано или поздно мы встанем друг у друга на пути. Нет, один из нас должен быть смертен. До этого дня смертен был я. Теперь роли поменяются. И кстати, умение менять внешность мне тоже необходимо.

Академик, видимо, решился. Он встал, выпрямился во весь рост. Урбан тоже встал с кресла. Сейчас… сейчас все решится.

– Ваше святейшество. Ваши требования тяжелы, если не сказать, непосильны. Поэтому я тоже ставлю условие.

– Слушаю.

– Поскольку я уже не смогу… всегда заботиться об Университете, эту обязанность должны взять на себя вы. Вы, ваше святейшество, – с нажимом повторил он, увидев, что Урбан пытается возразить. – Вы знаете, сколь важна в этом мире роль волшебников. И вы поклянетесь мне. Никогда не злоумышлять против нас. И не допускать злоумышлений третьих лиц. Я же проживу до шестисот лет, чтобы проверить исполнение клятвы. Если вы поклянетесь исполнить каждый названный мною пункт, я тоже выполню ваши требования.

У Папы затряслись ноги, и он сел. Хоть все было рассчитано и продумано заранее, и он был почти уверен в победе, она все равно оказалась неожиданной. «Бессмертен, бессмертен!» – стучало в голове. «Бессмертен, бессмертен!» – колотилось сердце.

– Бессмертен… – чуть слышно прошептал Урбан.

Академик внимательно и спокойно смотрел на Папу.

– Хорошо, мессир академик. Я принимаю ваши условия. Клянусь.

– Я принимаю вашу клятву, Урбан Пятый. Но знайте: я накладываю на нее заклятие. Ваше бессмертие и ваша клятва – единое целое. Без одного нет другого. Нарушите обещание – останетесь без бессмертия.