Витражи смерти

Он тяжело поднялся, направляясь к телефону. Тихо сказав пару слов, повесил трубку. Поднял меня на руки, начал петь что-то смешное, но параллельно, казалось, думал о чем-то своем.

– Мне кажется, мы поступаем подло, – снова начала разговор Радна.

– Ты можешь научить ее управлять силой?! – неожиданно заорал дед.

– Не ори на меня! Череда случайных смертей – это еще не пророчество!

– А ты ждешь, когда это случится с кем-то из нас?

Они еще долго спорили бы, но в какой-то момент дед, распалясь, толкнул Радну. Споткнувшись о половик, она упала на спину.

Я закричала. Свет в доме моргнул, и комната озарилась светом искрящихся проводов. Старая проводка загорелась, мгновенно вспыхнули сухие выцветшие обои, искры посыпались на деревянный пол. Радна схватила меня и бросилась к выходу. Уже на пороге нас опалила волна жара. Взрывная волна толкнула в спину и, падая, бабушка прикрыла мою голову руками. В демонически-оранжевом проеме возник пылающий силуэт старика – и крыша рухнула под оглушительный треск. Издалека послышались звуки пожарной сирены.

К дому подъехало такси, из которого вышел пожилой господин, похожий на моего погибшего деда. Присев на корточки перед Радной, он тихо сказал:

– Здравствуй, Радна. Я опоздал. Прости…

– Грегори! Забирай ее… – Радна закрыла глаза.

Впервые за этот вечер я громко заплакала.

– Не бойся, девочка. Я знаю, как тебе помочь, – и Грегори взял меня на руки. К нему подошел высокий помощник в темном костюме. Мужчины переглянулись – и я ощутила укол иглы.

Увидев шприц, Радна дернулась всем телом.

– Снотворное, – примирительным тоном сказал Грегори.

Мы сели в такси.

Провожая взглядом автомобиль, Радна все еще лежала на земле. За ее спиной догорало все – дом, любовь, жизнь, боль. Губы Радны беззвучно шептали вслед:

– Среда, Середица, пойди словом на водицу.
Окрещусь, покроюсь верой,
Ангелом-хранителем охранюсь.
Ангел Хранитель, сядь ей на правое плечико,
Карауль сутра до вечера
от зверя и волка, от наговоренной иголки,
От злых людей, от наговоров, зверей,
От суда и расправы, от ножа и отравы,
От ведьминых щипков,
От пересудных шепотков.

Глава вторая Прошло тринадцать лет

На кухне загородного особняка готовили званый ужин. Приглашенные повара сосредоточенно стучали ножами о разделочные доски. Из отражения в зеркальной створке буфета на меня смотрела худая девочка с темными волосами и челкой, закрывающей половину лица.

– Морта, дядя тебя убьет! Зачем ты это сделала? – раздался тихий голос Аглаи, старшей горничной.

– Я – подросток, имею право на бунт, – ответила я, развернувшись к Аглае. – Ну что ты переживаешь? Хочешь, я раздобуду парик?

– Ты от природы платиновая блондинка, а теперь выглядишь, как та девица из фильма ужасов! – всплеснула руками Аглая.

– Да прекрати, ты сама разве никогда не хотела сменить образ?

Аглая вздохнула:

– В моем случае это бы означало потерю работы. Ладно, ну что с тобой делать. Голодная?

– Нет, мне в школу пора.

– Морта… Сейчас каникулы, а я не склерозница, – придав голосу строгость, сказала Аглая. – И, кстати, вот твои витамины.

Она достала из кармана передника пакетик и протянула мне, не поднимая глаз. Высыпав на ладонь несколько продолговатых таблеток, я закинула их в рот. Аглая щелкнула пальцами. Невысокий поваренок тут же протянул стакан воды.

– Пойду почитаю в саду… – угрюмо проворчала я.

Я не помнила своего раннего детства. Мне рассказали лишь, что мать оставила меня из-за сильного стресса, когда погиб мой отец. Других родственников не было, и я жила у старшего брата деда, состоятельного и делового человека, которому, судя по его начитанности, было не меньше тысячи лет, а сколько по документам – неизвестно. Каждый день этой жизни был наполнен непрестанным контролем. Я любила читать и долго смотреть на звездное небо, умела плавать и ездить на лошади. Я росла замкнутым неконфликтным ребенком, приученным к распорядку дня и вежливому обращению с незнакомцами. Да и конфликтовать было не с кем, ведь со мной занимались спокойные и терпеливые учителя, обучающие иностранным языкам и математике. Раз в неделю я сдавала контрольные в старой школе, к которой была приписана. Меня привозили, провожали до дверей класса и увозили домой на частном авто. Одноклассники относились ко мне нейтрально – не дразнили, но и не стремились дружить. Иногда дядя приглашал меня в библиотеку – якобы для беседы, но мы не разговаривали: я просто молча сидела в кресле, а он писал что-то крупным размашистым почерком в своем блокноте. Этот человек, скорее, отталкивал, чем становился ближе.