Vitrum Patrum (Житие Отцов)

И так получается, что пока они упиваются роскошью этого мира и обольщаются пустыми почестями, они совершенно не думают о том, что им действительно стоило бы узнать, и не принимают во внимание то, что невидимо, до тех пор, пока обладают, себе на горе, тем, что по их мнению может насытить их души. Но есть и другие, которые, подобно птицам, вырвавшимся из клеток и взлетевшим высоко вверх, освободили души свои для чего-то возвышенного. Оставив и презрев земные блага, они все силы свои обратили к небесному.

Одним из таких был святитель Галл, житель города Клермона, которого нельзя было отвратить от любви ко Господу ни богатством его рождения, ни высоким саном сенатора, ни огромным богатством, любовь которого к Богу не могли уменьшить ни привязанность отца, ни нежность матери, ни ласки тех, кто его вынянчил, ни послушание собственных слуг. Ни во что он не ставил все это, возлюбив Господа и дав обет служить Ему, подчинился монашескому уставу, так как знал, что юношеский жар можно преодолеть только строжайшим блюдением себя. Знал он также, что должен подняться от низин этого мира к высшему и терпением обрести ту высоту славы, которой позднее суждено было придти.

1. Святитель Галл с детства посвящен был Господу; он всей душой любил Бога и дорожил всем тем, что, как он знал, любит Господь. Имя его отца было Георгий, а мать звали Леокадия, из рода Вектия Эпагата, претерпевшего мученичество в Лионе, согласно “Истории (Церкви)” Евсевия.^[73] Они были в числе главных сенаторов, и в Галлии нельзя было найти никого более благородного и родовитого происхождения. И хотя отец его хотел приискать для него дочь какого-нибудь благородного сенатора, он уехал с молодым слугой и удалился в монастырь Крононес в десяти километрах от города Клермон, смиренно прося аббата, чтобы тот удостоил его пострига. Сей аббат, видя столь миловидного и благоразумного отрока, спросил его имя, из какой он семьи, из какой страны. Тот ответил, что зовут его Галл, он гражданин Клермона и сын сенатора Георгия. Когда аббат узнал, что юноша принадлежит к первой семье города, то сказал: “Желание твое похвально, сын мой, но сначала об этом должен узнать твой отец, и если он даст согласие, я выполню твое желание”. И аббат послал его к отцу его, дабы узнать распоряжения того относительно сына. Отец, несколько опечаленный, сказал: “Это мой первенец, и я хотел, чтобы он сочетался узами брака, но если Господь удостоил его принять Себе в служение, то да исполнится воля Его, а не моя”. И добавил: “Сделайте то, о чем по вдохновению Божию просит Вас сын мой”.

2. Тогда аббат услышав все это от посланных своих, сделал юношу клириком. Тот же сохранил неповрежденное целомудрие: воздержался от юношеских излишеств, а, став старше, не испытывал недостойных желаний. Голос его был дивной мягкости, пел он приятно; подолгу сидел за книгами, любил поститься и сильно ограничивал себя в еде. Когда блаженный епископ Квинтиан приехал в этот монастырь и услышал, как он поет, то не дал ему там дольше оставаться, забрал с собой в город и как духовный отец воспитал его в сладости духовной жизни.

После смерти его родного отца, поскольку голос его день ото дня становился все лучше и лучше и среди людей он пользовался величайшим уважением, король Феодорик был извещен о нем, и юношу привели к нему. Королю он так понравился, что тот возлюбил его больше собственного сына. И Королева питала к нему столь же сильную любовь не только из-за красоты его голоса, но и за его целомудрие. В то время король Феодорик забрал из Клермона многих клириков, которым определил служить Богу в церкви Треве, и там никогда не позволял блаженному Галлу отлучаться от себя.

Так и было, что когда Король отправился в Кельн, Галл поехал с ним. В том городе было капище, наполненное разными украшениями, куда варвары тех мест обычно приносили приношения и где они объедались и опивались вином до блевотины. Там они также как богам поклонялись своим идолам и ставили сделанные из дерева изображения разных частей человеческого тела, когда это место у них начинало болеть. Как только святой Галл узнал об этом, то немедленно поспешил туда с еще одним клириком и, пока там не было этих невежественных язычников, они разожгли огонь и сожгли все капище дотла. Но язычники, увидев, как поднимается в небо дым, кинулись искать поджигателя и, найдя его, стали преследовать с обнаженными мечами. Он бежал от них и спрятался в королевском дворце. Король, узнав из угроз язычников, что произошло, обратился к ним с мягкими словами и тем успокоил их неразумный гнев. Блаженный часто со слезами вспоминал об этом поступке и говорил: “Горе мне, что я не остался там, чтобы в том закончить жизнь свою”. В то время он был диаконом.