Вице-император (Лорис-Меликов)

В ту же ночь приказ начал действовать. Ночной поиск – дело азартное, и в охотниках недостатка не было. Фельдфебель Мурашкин, человек степенный и трезвый, все же не был настолько степенен и трезв, чтобы не попытать счастья в добыче знака военного ордена 1-й степени. Он первым записался в охотники-добровольцы в команду незнакомого офицера майора Герича. Особою взял пятерых – Ваньку Трюхина, которому медведь на ухо наступил, Симеона Петрова, Погоса Довлатяна, Илью Малинина да запевалу Пьецуха Тараса. Остальным жаждущим подвигов объяснил:

– Дело, ребята, рисковое. Солдаты вы справные, сумлеваться не приходится, но его благородию майору Геричу нужны не солдаты, а башибузуки. Он мне так и сказал: ты, грит, самых отчаянных, самых, грит, отпетых бери, сущих, грит, башибузуков. А гляньте на Тараса – да кто ж он, как не башибузук!

Общий хохот разрядил обстановку, даже обиды улеглись. Еще бы! Тарас умудрился в самое военное время, когда меньше всего о формальной дисциплине помышляют, на гауптвахту загреметь. А как дело было? Это уж после Аладжи, когда с драгунами братались. Играли в секу у эскадронного коновала Бурунова. И этот стервец Тарас ободрал, почитай, всю роту, и не на деньги, а на водку. Собрал выигрыш, да так нажрался, да так среди ночи стал песни горланить – никто утихомирить не мог. А тут какой-то генерал из палатки вышел. Он и генерала матом. Это Ивана-то Давыдыча! Самого Лазарева! Ну чем не башибузук, даром что хохол.

Едва стало смеркаться, вышли из лагеря. Команда набралась человек с полтораста. Впереди – горнисты и барабанщики. Но шли тихо, зорко оглядываясь по сторонам и запоминая дорогу. Почти стемнело, когда достигли цели – стен укрепления Кан-лы. Шепотом по цепи передали приказ майора: выискать удобные места для укрытия от стрельбы – желательно выбраться без потерь. Трюхин, потомственный лесник в калужских имениях князей Гагариных, тут же указал на заросли шиповника, по-южному густые, почти непроходимые. Да жить захочешь – и не из таких дебрей выберешься.

Майор Герич, такой тихий и вежливый, из тех, кого легче представить себе в барском халате, нежели в офицерском мундире, вдруг зычным, раскатистым басом врубился в тишину:

– А ну, братцы, начинай с Богом!

Затрубили горнисты, забили дробь барабаны, охотники начали отчаянную пальбу, соревнуясь, кто собьет фигуру часового у редута. В ответ затрещали выстрелы с турецкой стороны, сначала одиночные со сторожевых постов, но очень скоро в лагере противника забили тревогу, и на банкет укрепления высыпала целая цепь турецкой пехоты, на бегу обстреливая ночную мглу. Наших солдат они не видели, зато их силуэты, выделявшиеся над ровной поверхностью бруствера, представляли отличную мишень.

Тарас тут же поспорил на полную крышку водки с Симеоном Петровым, что первым выбьет не меньше десятка турок. Когда от выстрела Симеона упал восьмой, а у Пьецуха всего седьмой, скомандовали отход. И вовремя. Мурашкин первым увидел, как отворились ворота крепости, а оттуда – почитай, полк пехоты. Майор находился неподалеку и не видел этого, увлеченный изучением крепостного редута. «Пора! – ответил он Мурашкину. – Передай по цепи – отползать по-пластунски, бесшумно и незаметно, на дорогу не выходить!»

Тем временем вслед за пехотой турки выкатили две пушки. «Потеха! – подумал Тарас. – Это на полторы сотни охотников! Вот уж точно, из пушек по воробьям. А я из ружья по своим птичкам. Жаль уходить, вот уж девятого уложил. Последнего срежу и пойду».

– Эй, Петров!

Никто не откликнулся.

– Петров!

Молчание. Послушный Петров по команде ушел к своим, и Пьецух остался в шиповнике один. Вот тебе и переплет! И тут уж не до десятого.

Пушки открыли огонь в сторону нашего лагеря, пехота же пошла на звуки умолкнувших выстрелов – прямо на кустарники, где только что была вся наша команда и остался только один Тарас.

Злые, судя по голосам незнакомой речи, офицеры гнали вперед непроспавшихся солдат, и строй превратился в толпу, нестройными залпами стреляющую наугад куда-то вперед. Тарас вжался в землю, повторяя вместо забытых со страху молитв: «Господи Исусе! Спаси-сохрани! Спаси-сохрани!» Как же, сохранит. Какой-то турок споткнулся о ногу Тараса…