Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947

Переговоры стали испытанием терпения сторон. Главное затруднение вытекало из нашего желания распространить амнистию, предусмотренную июльским соглашением, на тех австрийских нацистов, которые бежали в Германию. Я сам придавал этому огромное значение, поскольку беглецы сформировали в своей среде «Австрийский легион», что вызывало постоянную тревогу. Они непрерывно оказывали давление на Гитлера и других партийных вождей с целью добиться аншлюса Австрии силовым путем и с помощью своих коллег, оставшихся в стране, бесконечно вмешивались в австрийские внутренние дела. В конце концов по этому вопросу было достигнуто соглашение вопреки резкой оппозиции Хорнбостеля, преодоленной самим Шушнигом. В результате продолжительной беседы с канцлером Вайцзеккер пришел к выводу, что хотя Шушниг и не является настоящим противником включения сторонников Большой Германии в правительство, но согласен действовать в этом вопросе только с очень большой осторожностью и не прежде, чем упрочит свое положение. Тем не менее Зейс-Инкварт, по всей видимости, сумел до некоторой степени заслужить доверие Шушнига, и по завершении конференции я смог сообщить Гитлеру, что, хотя Шушниг по-прежнему не готов разрешить восстановление в Австрии нацистской партии, он не станет запрещать в стране обсуждение идеологии национал-социализма. Отечественный фронт также проявил значительно большую терпимость в вопросе принятия в свои ряды представителей оппозиции. Я вновь очень просил Гитлера предоставить Зейс-Инкварту все условия и проследить за тем, чтобы австрийские нацисты оказывали ему поддержку вместо непрерывных попыток саботировать его деятельность.

В июле отношения между двумя государствами ухудшились после демонстрации, произошедшей в Вельсе во время парада отставных военнослужащих обеих стран. Эти демонстрации были запрещены уже в течение ряда лет, но австрийское правительство, видимо, не видело особого вреда в их возрождении, поскольку большинство людей, принимавших в них участие, принадлежали к старшему возрасту и не имели сильных политических пристрастий. Я получил приглашение присутствовать на параде и был восхищен энтузиазмом, проявлявшимся большой толпой зрителей при виде марширующих мимо трибун представителей прославленных германских и австрийских полков. Однако мероприятие, задуманное как не связанный с политикой митинг, приобрело совершенно иной характер, когда военный оркестр заиграл австрийский национальный гимн. Громадная толпа запела «Deutschland, Deutschland uber alles»[152] – мелодии гимнов совпадали, – и я видел, что все представители австрийского правительства были потрясены этой превратившейся в политическую демонстрацией. Свою собственную речь я, насколько было возможно, сократил, извинившись тем, что меня ожидают в Мюнхене на торжественном открытии Академии искусств и я должен немедленно ехать, потому что ухудшающаяся погода угрожает моему перелету. Гитлер также присутствовал на церемонии в Мюнхене и, здороваясь со мной, пребывал в ярости. «Что там происходит в Вельсе? – вопрошал он. – Там на наших людей натравили полицию с карабинами. Это позор!» Я не мог ничего ответить и только заверил его, что, пока я там находился, все проходило гладко. По– видимому, австрийская полиция в какой-то момент решила, что толпа выходит из-под контроля, и ее попытка рассеять демонстрантов привела к потасовке. Почти не возникало сомнения в том, что нацисты Леопольда приложили руку к демонстрации, а затем послали Гитлеру сильно преувеличенный отчет о событиях. С другой стороны, вся толпа не состояла из одних только нацистов, и энтузиазм, проявленный в отношении германских участников парада, был самый искренний, как бы неприятно это ни показалось австрийскому правительству. В общем и целом, инцидент имел самые плачевные последствия, что привело к ожесточению позиций обеих сторон, которое впоследствии, к сожалению, только увеличивалось.