Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947

Когда в тот вечер в половине девятого Гитлер вручил Браухичу письменный приказ начать военную операцию на рассвете следующего дня, мне показалось, что обрушился весь мир моих надежд. Вооруженное вмешательство могло привести только к войне и кровопролитию между братскими народами. Вероятно, это означало и европейский конфликт. В отчаянии я покидал рейхсканцелярию. Даже Бисмарку не удалось восстановить Священную Римскую империю германских наций. Обстоятельства заставили его ограничиться заключением тесного союза с Дунайской монархией. Важнейшее положение его политики заключалось в том, чтобы ни при каких обстоятельствах не подвергать опасности дружественные отношения между Берлином и Веной. Теперь, когда уже казалось, что мы находимся на грани установления между германской частью Дунайской монархии и рейхом отношений, подобных старой империи, Гитлер, по-видимому, разрушил эту возможность единственным актом преступной безответственности. Его решение виделось мне как измена всей германской истории.

Марш в Австрию на время уберег германский народ от жатвы горьких плодов дилетантской политики своего вождя. Вопреки моим опасениям, не было сделано ни единого выстрела, и германскую армию встречали ликованием и букетами цветов. Хотя методы Гитлера являются позором нашей истории, в тот момент их заслонил необычайный энтузиазм, с которым большинство австрийцев приветствовало акт объединения. Историки, которые все еще толкуют о насильственном захвате Австрии, хорошо сделают, если изучат газетные отчеты тех дней – не только те, что публиковались в Германии, но и написанные зарубежными корреспондентами из всех стран, которые или работали в Вене, или были привлечены туда кризисом. Даже те из них, кто был настроен наиболее критически в отношении такого развития политических событий, не могли скрыть энтузиазма, с которым народ встречал германские войска на их пути к Вене. Внутреннее значение тех исторических дней воспламенило огромное количество людей, которые никогда не принадлежали к нелегальной оппозиции. Узы родства и общность длившейся больше тысячи лет истории оказались сильнее политической целесообразности. Это вовсе не оправдывает методы Гитлера, но показывает, сколь плохо были осведомлены все те, кто начиная с 1918 года делал все возможное, чтобы воспрепятствовать объединению двух стран.

Референдум, проведенный 10 апреля, одобрил аншлюс подавляющим большинством голосов. Электоральные методы национал– социалистов могли, разумеется, увеличить процент голосовавших за объединение, но нет никакого сомнения в том, что общее чувство удовлетворения и энтузиазм в любом случае обеспечили бы прочное большинство.

Подобно всем вокруг, я был захвачен общим энтузиазмом и совершенно ошеломлен громадным историческим значением события, объединившего два германских народа. 13 марта я все еще находился в Берлине, когда получил от Гитлера телеграмму, предписывавшую мне отправляться на следующее утро в Вену. В тот же день германское радио объявило, что я награжден золотым партийным значком[160]. Об этом я впервые узнал только по прибытии в Вену. На аэродроме Темпельхоф я встретил статс-секретаря рейхсканцелярии Ламмерса, который летел со мной в одном самолете. Наш разговор коснулся будущего. Сообщения из других европейских столиц показывали, что опасность международного конфликта отсутствует. Теперь все зависело от ответственного, государственного подхода к решению германской проблемы и от примирения противоборствующих лагерей. Ламмерс, размышляя в том же ключе, предположил, что лучшим выходом из положения будет назначение меня Reichs-Statthalter (федеральным губернатором) Австрии. Я знаком с проблемой лучше кого бы то ни было, сказал он, и смогу защитить австрийские традиции, одновременно наводя культурные мосты между северной и южной Германией. Мне пришло в голову, что этим и объясняется посылка меня в Вену, ввиду чего я попросил Ламмерса передать Гитлеру, что я, принимая во внимание опыт последних нескольких недель и нарушение им обещания, данного мне в Байрейте, не могу согласиться занять такой пост.

И друзья, и критики подвергали сомнению мотивы, заставившие меня возвратиться в Вену. Могу только сказать – хотя я, как и все, был опьянен только что произошедшими великими событиями, однако был готов вновь настаивать перед Гитлером на том, что теперь, когда объединение совершилось без кровопролития, будущее развитие в громадной степени зависит от его действий в отношении Австрии.