Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947

Я доложил об окончательном развале Турецкой империи, о последних сражениях, об интернировании германских войск и о своем конфликте с маршалом Лиманом фон Зандерсом. «Я приехал сюда, чтобы предстать перед военным трибуналом, – сказал я ему. – Было необходимо что-нибудь предпринять для поддержания достоинства германских войск в Турции, и я принимаю на себя всю ответственность. Когда положение стало нетерпимым, я пробрался сюда и требую теперь проведения расследования».

По лицу Гинденбурга скользнула кривая улыбка. «Тщеславие генерала Лимана фон Зандерса мне хорошо известно, и дополнительной информации о его позиции мне не требуется, – сказал он. – Нет никакой нужды ни в проведении расследования, ни в военном трибунале. Можешь считать, что вопрос исчерпан».

То был для меня очень трудный разговор, и последний, который состоялся у меня с фельдмаршалом как с действующим военным. Из этой встречи я вынес приязненное ощущение силы его личности и скромного, непритязательного величия в час поражения Германии. Я чувствовал, что передо мной одна из тех личностей, к которым нация может обратиться в момент испытаний.

Берлин, подобно любому другому германскому городу, был взрываем революцией. Либкнехт, Роза Люксембург, Эйснер и их последователи, насаждая повсюду «советы», вели отчаянную борьбу против более умеренного крыла Социал-демократической партии, возглавлявшегося Эбертом и Носке. Королевский дворец стал сценой яростных боев между красными матросами и людьми более умеренных убеждений. Ничто другое не могло бы стать более ясным показателем упадка всяческой власти, вызванного крушением монархии, и пришедшего следом пренебрежения законом, порядком и традициями. В этом хаосе почти не оставалось места для солдата, принесшего клятву верности монарху Пруссии. Победители распорядились о демобилизации большей части вооруженных сил, а та стотысячная армия, которую нам было позволено сохранить, оставляла для кадровых офицеров мало шансов устроиться на службу. В марте мной был получен приказ отправляться в штаб-квартиру сухопутных сил в Данциге в качестве старшего офицера Генерального штаба, но я уже сделал свой собственный выбор. С тяжелым сердцем я отправил прошение об отставке с военной службы, с просьбой – которая впоследствии была удовлетворена – разрешить мне в торжественных случаях носить мундир члена Генерального штаба в память о той работе, которой я посвятил большую часть жизни. Так в моей судьбе начиналась новая глава.

Прежде чем закончить рассказ об этом периоде, мне бы хотелось сделать несколько замечаний касательно развития общемировой ситуации на момент заключения мирного договора. Принималось множество решений, полное значение которых еще не было осознано, но которые имели определяющее значение для будущих событий. Заключение мира, в котором бы отсутствовали зародыши новой войны, требует высочайшей государственной мудрости. Удовлетворение национальных амбиций, жажда отмщения, стремление к захвату добычи и к получению компенсации, желание усилить военный триумф захватом территории или иными политическими способами – вот естественные страсти, которым призван сопротивляться истинный государственный муж. Целью войны может быть только достижение лучшего мира, но в Первую мировую войну этот мир был утерян еще прежде, чем закончились боевые действия. Быть может, то же самое верно и в отношении Второй мировой войны, но сегодня, по крайней мере, можно с надеждой смотреть на то, как признаются прежние ошибки и какие усилия прилагаются, чтобы избежать их повторения.