Вице-президент Бэрр

Республиканские лизоблюды за столом сочли план превосходным. Френо высказался за то, чтобы немедленно приступить к его выполнению. Я мягко возражал, пока разговор не пошел по другому, более приятному руслу.

Мы наслаждались персиковым мороженым, налегали на охлажденное вино, наблюдали, как на лужайку ложатся длинные тени и вспыхивают в кустах светлячки, Джефферсон объяснил, почему он пригласил нас на обед.

— Я хотел сообщить добрым друзьям, что я вручил президенту прошение об отставке с поста государственного секретаря. — Хор ахов и охов. — Начиная с первого октября. Я сказал президенту, что не вижу далее возможности приносить пользу его кабинету.

— Теперь Гамильтон станет главой государства, — нарушил молчание сенатор Браун.

— Если, — с надеждой сказал доктор Хатчинсон, — не умрет в ближайшее время.

— На это нельзя рассчитывать. — Джонатан Сарджент смотрел на вещи мрачно.

Но Джефферсон приготовил нам еще один сюрприз:

— Президент приезжал сюда — в этот дом — на прошлой неделе. Заявил, что крайне огорчен моим решением. «Вы с Гамильтоном убедили меня против моего желания остаться на второй срок на посту президента. И вот — оставляете меня в одиночестве».

— Гамильтон тоже уходит в отставку? — Я не мог этому поверить.

— По истечении срока полномочий настоящего конгресса, как сказал президент.

Я сказал, что не верю, и оказался прав. Гамильтон оставался на своем посту еще два года, до начала 1795 года. Но в тот теплый вечер на берегу реки Скайлкилл Джефферсон был счастлив. Подобно Вашингтону, он жаловался на тяготы политической карьеры и, подобно Вашингтону, ни за что не хотел упускать власть. Но сейчас он понял, что исчерпал себя. Дело с Женэ совершенно его изнурило. Как потом мы узнали, Джефферсон уже попросил французов отозвать посла, направив им соответствующий документ — как мне говорили, шедевр дипломатии. С его помощью Джефферсон покидал свой пост в ореоле славы, сохраняя, с одной стороны, верность оголтелых республиканцев, которые боготворили Женэ и Революцию, а с другой — показывая федералистам, что он ставит интересы Соединенных Штатов выше интересов Франции. Талейран говорил, что, если бы он стал императором, он взял бы Джефферсона министром иностранных дел.

Пользуясь вечерней прохладой, мы решили погулять под деревьями и встали из-за стола. Дочь Джефферсона умоляла нас убедить государственного секретаря немедленно покинуть Филадельфию, но Джефферсон и слышать об этом не хотел.

— Я не хочу, — сказал он сурово, — создавать панику.

— Но президент уезжает на следующей неделе.

— А мы уедем через две недели, как собирались. Надо сохранять подобие правительства, хотя у меня остался всего один писарь. — Джефферсон взглянул на Френо и поспешно поправился: — Один писарь и один великолепный переводчик.

У воды, где растут ивы с могучими корнями, доктор Хатчинсон с грустью говорил об отставке Джефферсона.

— До следующих выборов три года, но Адамс и Гамильтон начнут править страной гораздо раньше. — Добрый доктор ужасно огорчался, глаза сверкали, лицо пылало.

Мы с сенатором Брауном тоже уговаривали Джефферсона не уходить с поста, но он был непоколебим. Он составил план, вернее, несколько планов развития нашей демократии. Сенатор Браун намекнул на самый смелый из планов.

— Ваш француз, верно, сейчас в Кентукки.

—  Мойфранцуз? — Джефферсон задумался. — Нет, он не мой. И если он потерпит неудачу, он окажется ничьим французом.

— В таком случае, — согласился сенатор Браун, — он станет мертвым французом.

Джефферсон, помедлив, повернулся к доктору Хатчинсону и ко мне:

— Вы слышали о таком ботанике: Андре Мишо?

Доктор Хатчинсон о нем слышал, хвалил недавнее выступление молодого человека перед философским обществом. Мишо, кажется, сделал интереснейшие открытия о лиственных деревьях.

— Гражданин Женэ просил меня послать Мишо в Кентукки с письмом губернатору, чтоб тот помог ему отобрать Новый Орлеан у испанцев.

— Наконец-то! — загорелся доктор Хатчинсон. — Вы, конечно, согласились?

В заходящих лучах солнца трудно было понять выражение лица Джефферсона.

— Я дал ему письмо.

Сенатор Браун всегда ставил точки над i.

— За три тысячи фунтов два наших генерала, Кларк и Логан, поднимут жителей пограничных районов и займут Новый Орлеан. И тогда мы наконец-то получим то, что должнонам принадлежать, — контроль над рекой Миссисипи.

Я тоже увлекся планом. Интересно, как Джефферсон собирается замести следы? Он сказал со всей откровенностью:

— Это будет — с виду — чисто французское мероприятие. Правительство гражданина Женэ обеспечит три тысячи фунтов…

— Но у нас мирные отношения с Испанией, — сказал я, мысля юридически, вместо того чтобы мыслить философски и таким образом завоевать мир.

— И мы их сохраним, — мягко сказал Джефферсон. — Я позаботился о том, чтобы людей готовили не на американской земле.

— А что, — спросил я, — если у них это получится? Если они возьмут Новый Орлеан?

— Тогда вся территория Луизианы присоединится к нашему союзу, хотя и сохранит определенную зависимость от Франции.