Вместе мы пошли по Нассау-стрит и, перейдя Пайн-стрит, вышли на Бродвей. Продвигались мы медленно, нам мешала толпа, многие хотели приветствовать лидера федералистской партии (хотя его влияние в партии ослабевало из-за враждебности президента Адамса), и многие проявляли интерес ко мне как к лидеру республиканских сил в штате (меня снова выбрали в ассамблею несколько месяцев назад). Будучи политическими соперниками, мы по-прежнему оставались и практикующими адвокатами, и нам приходилось иметь друг с другом дело в суде и за его стенами. Думаю, до какой-то степени мы даже сблизились в те дни.
Гамильтон пытался навести разговор на Джефферсона, но я не попался на эту удочку.
— Конечно, я подозревал Монро. Но раз он невиновен — а мы ведь согласились, что он невиновен, — добавил он поспешно, — тогда ответственность за все несет Джефферсон. И я знаю, почему он это сделал. А вы?
— Не уверен, что Джефферсон имеет к этому отношение. — Я осторожничал.
Гамильтон пустился во все тяжкие:
— Из-за миссис Уокер.
— А кто такая миссис Уокер?
— Естественно, жена мистера Уокера, бывшего друга Джефферсона.
Я вспомнил этого джентльмена. Его, чтобы заполнить вакансию, назначили сенатором от штата Виргиния.
— Мистер Уокер очень злился на Джефферсона за то, что тот не оставил его в сенате. Как вы знаете, политика для виргинцев — дело чисто семейное.
Тесть Гамильтона совсем недавно занял мое место в сенате, и я не сдержался:
— В отличие от Нью-Йорка.
Гамильтон расхохотался.
— Ну, скажем, есть хорошие и плохие семьи. Как бы там ни было, мистер Уокер с тех пор невзлюбил Джефферсона и сейчас распространяет слухи, что Джефферсон пытался соблазнить его жену.
— Безуспешно?
— В таких делах обычно есть две версии. Одна из двух всегда одинакова — версия жены. В отсутствие мужа миссис Уокер неоднократно и добродетельно сопротивлялась Масса Тому.
— А вы давно знаете эту историю? — Мы стояли перед церковью св. Троицы.
— Уже несколько лет.
— А можете вы — или один из ваших газетчиков — использовать ее против Джефферсона?
Он снова омрачился. Мы ушли с шумного Бродвея в тень церковного дворика. Тогда, как и сейчас, желая поговорить с глазу на глаз, прохаживались вдвоем между могил.
— Я убежден, чтобы защититься, Джефферсон первым нанес мне удар. Tu quoque
[73], так сказать.Мы остановились у церковной стены в тени листвы, и Гамильтон сказал очень странную фразу.
— Иногда я начинаю сомневаться, — сказал он, — для меня ли эта страна.
— Вы предпочли бы жить под английской короной? — Я с ним играл.
— Нет, конечно! Но здесь что-то
Я высказал свою точку зрения:
— Я чувствую, что все просто озабочены желанием найти свое место в жизни. Более энергичным удается устроиться лучше. Но жизнь здесь мало чем отличается от того, что происходит в Лондоне, или от того, что происходило в Риме во времена Цезаря.
— Нет, все не так просто, Бэрр. — Гамильтон покачал головой. — Но я-то всегда считал, что мы можем создать здесь нечто небывалое.
— Наша «небывалость» лишь в географическом положении.
— Нет, она духовная. Лишь в этом секрет всякого величия.
— По-вашему, духовность есть
— Единственный! — И это говорил соблазнитель миссис Рейнольдс! Сразу оговорюсь, сам я не вижу в его интрижке ничего особенно
Гамильтон снова тепло поблагодарил меня за добрую услугу, и мы вышли вместе с кладбища, пройдя по тому самому месту, где он семь лет спустя лег — благодаря мне.
В ответ на выпад Каллендера Гамильтон опубликовал сенсационный памфлет, в котором поведал миру о своем адюльтере с миссис Рейнольдс и заявил о своей безупречности на официальном посту.
Когда Монро показал мне памфлет, я подумал, что его написал кто-то другой. Но Монро уверил меня, что автор — сам Гамильтон.
— Он покончил с политической карьерой, — выпалил я.
— Не торопитесь с выводами. — Монро был осторожен.
— Но его больше никогда не изберут.
— А зачем ему избираться? Он и так командует в кабинете Адамса.
— Но не самим Адамсом.
— А он ему и не нужен. Ведь Гамильтон пользуется поддержкой самодовольного старика из Виргинии. — Так Монро называл основателя виргинской династии.