Нагловатый издатель «Биржевки» Проппер на это отозвался с развязностью:
— Требование амнистии категорическое. Преступно было бы, чтобы в обновленной России остались без амнистии те, кто работал на пользу обновления. В требовании амнистии петербургская печать едина!
Председатель правительства отвечал примирительно:
— Я сделаю все, что смогу, так и можете написать. Если же вы станете утверждать, что успокоение невозможно, пока не будут удовлетворены те требования и другие… Одни станут требовать одного, другие другого: сделайте так, иначе мы не сделаем этак… что получится, господа? Кого прикажете слушать? Обращаюсь к вашему благоразумию, прошу прежде всего доверия…
— Мы‑то верим… народ не верит!
Сергей Юльевич не разобрал, кто это произнес, да, собственно, так ли уж это было важно. Он продолжал по–прежнему миролюбиво:
- …Я рад, что вы доверяете мне… Тем более у государя нет важнее заботы, чем благо народа. Но одни советники говорят ему: это благо, а другие: нет, это вред… Я употреблю все силы… Но мы еще в водовороте смуты, всегда возможны кровавые столкновения. Если каждая группа станет предъявлять свои требования…
— Это не группа, а вся Россия! — перебил Проппер.
— Нет, не вся, не вся Россия, — попробовал возразить Витте и услышал в ответ выкрики:
— Разногласий у нас нет!
— За амнистию даже «Гражданин» Мещерского!
— Амнистию поскорей!
Он пытался сказать:
— Господа, вы требуете…
А его не желали слушать:
— Мы не требуем и не просим! Утверждаем: необходимо!
— Страна не верит обещаниям власти, — перекрыл шум седобородый сутулый Анненский, писатель из «Русского богатства». — До успокоения еще далеко. Мы погубим значение печати, согласившись с вами. Это будет преступление!
— Начните с отмены военного положения!
— С отмены смертной казни!
— Наши требования должны быть выполнены! — не останавливался Анненский. — Должны быть реально осуществлены свободы, объявленные в Манифесте.
— В этом можете быть уверены, — пообещал Витте.
— Тогда мы готовы вас поддержать! — в свою очередь поручился за всех Проппер.
— Перед кем?! У монарха мне вашей поддержки не нужно! Государь нуждается в верной картине, чтобы видеть, где истина. А ему одни говорят: нужна сила, репрессии! Нет, не сила, возражают другие, необходимо удовлетворить желания большинства. Так вот, вы и постарайтесь, чтобы государь убедился, что добрые меры дают результат. Вот лучший путь для печати. На нем и поддерживайте меня. Я согласен, что необходимы реформы. Но для этого на улицах не должны стрелять. Вы требуете всего и сразу. Между тем правительство даже еще не успело организоваться!.. Нужен порядок. А пока я не могу поручиться, что не будет стрельбы…
Нет, согласия по–прежнему не наступало.
— Увести из столицы войска и казаков! — с молодым задором наскакивал старик Анненский.
— Назначьте срок для вывода войск!
— Уберите диктатора Трепова!
— Довольно отсрочек!
— Создадим народную милицию!
Точно на уличном митинге, выкрики не прекращались. Удивительно, что не слышно было представителей правых газет. Князя Ухтомского из «Петербургских новостей», посланника от князя Мещерского из «Гражданина»… Словно языки проглотили. Только потакали молчанием взвинченным крикунам.
Между тем кто‑то проговорил уверенным, профессорским тоном:
— Печать готова оказать вам содействие одним способом — фактическим осуществлением свободы слова, которая возвещена Манифестом. Таково решение «Союза газет».
Витте отвечал:
— Полагаю, это решение не полезно. Свобода слова объявлена, но до новых законов о печати, покуда их нет, надо соблюдать существующие. Вы твердите: то снять, то свергнуть! Дайте время…
— Вы не доверяете обществу!
— Стачечный комитет ручается: без войск будет порядок!..
— Удалите войска!!
С ангельским, как самому представлялось, терпением Сергей Юльевич разъяснял:
— Если так поступить, сотни тысяч, их жены, их дети, объявят меня сумасшедшим.
— Но нас бьют казаки! Уберите эту орду!!
— Уничтожьте смертную казнь!
— Немедленно политическую амнистию!
— Для гарантии личности удалите войска!
— Вы сами говорите о Технологическом институте. Войска — причина беспорядков!