Вьюга

Вошел дюжий человек лет тридцати, смуглый, мелкоглазый, тренированно щелкнул каблуками сапог, вскинул руку, доложил о себе. Потом украдкой наколол Евдокима холодным, изучающим взглядом.

- Вот этот вас поведет! - ткнул Ягода пальцем в Шматько. - С ним как у бога за пазухой. Не первый год замужем. - И добавил, загадочно усмехнувшись: - Но пальца ему в рот не клади, друже Богдан, отхватит всю руку.

Оба не поняли, к чему были сказаны эти слова.

Страх не покидал Евдокима за ужином. Убеждение, что Ягода притворяется, а на деле готовит расправу, держалось прочно. Куренной шутил, щедро потчевал, сам пил мало. Ужинали втроем. Шматько наотрез отказался от рюмки, сославшись на головную боль и тяжелый путь впереди.

Немного отлегло от сердца потом, во время инструктажа. Напутствуя обоих, Ягода сказал, обращаясь к Евдокиму, что ему доверяется особо секретная и ответственная операция: взять с места и переправить на советскую сторону двадцать семь человек, за которых отвечает головой.

- Кто такие, куда и зачем идут, не твое дело. В случае опасности немедленно всем возвращаться. Тебе тоже.

Несколько часов изучали маршрут, сигналы связи, оповещения и даже пути отхода на случай столкновения с пограничниками.

На этот раз пронесло.

Отправились на второй день. Перед выходом Богдан разделил людей на три группы, в каждой назначил старшего, на протяжении всего пути до границы проверял, все ли на месте, словно опасался побега. Ненадолго отлучаясь на проверки, Богдан остальное время следовал сзади проводника, шаг в шаг, словно не доверял и ему, и Шматько непрестанно слышал его шаги у себя за спиной.

- ...Стреляный волк, осторожный. Не доверял ни мне, ни своим. Я это чувствовал. Недоверие его погубило. И не только его - всех.

Границу переходили поочередно - группа за группой. За каждой Евдоким возвращался; переправленных караулил Богдан.

Не переставая шел снег, принося Евдокиму успокоение. Он понимал, что было бы нелишне провериться, но много времени отняла раздельная переправа, и сейчас следовало как можно быстрее оставить пограничную зону.

- ...Или предчувствие какое, или в самом деле нас засекли, но за мной беда шла как тень, как тот Богдан, чтоб он тогда еще околел, у Ягоды в бункере!.. Я даже предложил назад возвращаться, сделать крюк, пока не выдохлись, покуда были свежие силы. Где там! Слушать не захотел, парабеллум сунул под нос.

Предчувствие Евдокима не обмануло - их засекли. Трое суток без отдыха и еды носились они по завьюженным перелескам, стараясь уйти от погони. Кружным путем вывел он группу к Корчину. Здесь парни все, как один, потребовали передышки. Богдан был вынужден согласиться, занял три крайние хаты поближе к лесу, выставил часовых. Наспех поев, повалились на пол.

- ...Как снопы... Храпака задают, аж гудит в хате. Богдан оставил меня при себе, не отпускает. А я решил: все, кончено. Сегодня последний раз в жизни границу переходил. Ставлю крест.

Лежал на полу, подстелив под себя полушубок, прислушивался к храпу. Не переставало казаться, что в противоположном конце деревни неспокойно, чудились беготня и тревожный лай собак. Хотелось спать, но не разрешал себе даже думать об отдыхе. Надо вырваться из этого пекла. Вырваться раз и навсегда - такие мысли не оставляли. Полежал часок-другой, дождался, покудова все поснули. Думаю: надо сматывать удочки. Выбираться из этой каши надобно. Свое дело я сделал, а что дальше - меня не касается, Богданово это дело. Лежу, прислушиваюсь - спят. Вытащил из-под себя полушубок, накинул на плечи, вроде по малой нужде иду на улицу. Шапку тоже беру, тихонько направляюсь к двери, а сам чувствую, будто мне кто спину буравит, ей-богу! Обернулся - точно. Богдан сидит на полу, на меня парабеллум наставил.

- Далеко собрался? - спрашивает.

- Отсюда не видно, - отвечаю. А сам дрожу: выстрелит, собака. Я их насмотрелся. И на воле был с ними, и там.

- Отвечай, когда спрашивают!

- Тебе повылазило, - говорю. - Не видишь? Или без твоего дозвола на двор нельзя?

- Нельзя, - отвечает. - Вместе пойдем. Целее будешь.