Вьюга юности

Но бабушка не шутила, лицо ее было спокойно и задумчиво. Она отложила книгу и приготовилась к длинному разговору. Саша села рядом с ней на диван, подоткнула под спину одну из подушек и совсем забыла и про свое сердце, и про свой желудок…

– Помню, когда я была еще совсем маленькой, – издалека начала бабушка, – то очень боялась слова «цирк». Это слово казалось мне похожим на «крик», а еще очень напоминало неприятный звук, который может издавать скольжение железа по стеклу. И вот как-то раз к нам в Истру приехал цирк «Шапито». Родители решили сделать мне подарок и повели на представление. Ты не представляешь, как же я упиралась! Чуть ли не насилу подтащили меня к арене. И что ты думаешь? – Бабушка не спрашивала, а скорее утверждала. – С тех пор я обожаю цирк! Меня сразу и окончательно заворожили канатоходцы и воздушные гимнасты, поразили шпагоглотатели и развеселили забавные клоуны. Но прошло много лет, прежде чем я поняла: незачем бояться неизведанного, тогда как всегда приятнее ждать от жизни новых интересных открытий. Вот и пугающий цирк оказался всего-навсего чудесным праздником детства…

Саша не могла поверить своим ушам. Бабушка смешала совсем разные вещи в одно. Как если бы варенье было сварено из малины и говяжьей вырезки.

– Ты сравниваешь смерть с цирком? – Саша разглядывала бабушку, как музейную диковину – редкостный экспонат. – Ты смеешься над ней и вовсе не боишься?

Бабушка разгладила складки на юбке с таким видом, будто это было важнейшим делом ее жизни, а затем продолжила – тихо, но твердо:

– Я прожила на этом свете немало, по дороге теряя многое – кучу нужных вещей, временных увлечений, долгих и коротких лет, молодых и старых друзей. А недавно потеряла страх смерти. – Бабушка пожала плечами и улыбнулась. – Он пропал где-то между забытыми очками и выпитым кофе. Сейчас я понимаю, что искать его бесполезно и бессмысленно…

Саша даже поежилась, как будто могла ненароком вляпаться в этот потерянный бабушкой страх. Что для бабушки было шуткой, Саше вовсе не казалось таким уж веселым. И ей даже почудилось, что страх может вот-вот вынырнуть из-за диванной подушки или настигнуть ее за обеденным столом: притаившись где-нибудь между солонкой и перечницей.

– А я никак этот чертов страх потерять не могу! – Саша лишь позавидовала бабушке: как у нее все легко получалось. – И выбросила бы, да не выходит.

Бабушка даже не рассердилась на Сашины чертыхания, лишь улыбнулась и покачала головой.

– Тебе рановато еще терять столь важные вещи, – спокойно сказала она. – Всему свое время. Куда такой хорошенькой девочке без страха? Поразмысли, именно он и охраняет тебя от необдуманных поступков. Это мне – старой, терять кроме страха смерти было уже нечего…

Бабушка откинула Сашины волосы назад, она любила, когда лицо оставалось открыто, и явно хотела сейчас рассказать о чем-то сокровенном. Заглянула внучке в глаза и еще тише продолжила:

– Иногда мне кажется, что старость похожа на высокую стену, которую с каждым годом все выше и выше воздвигает вокруг меня жизнь. И вот когда-нибудь я окажусь окончательно заточенной в крепость. Это станет походить на мои детские мечты – я росла на сказках Андерсена и братьев Гримм. Там обязательно говорилось о спрятанной в замке принцессе, что годами ждет освобождения. Теперь я тоже порой думаю об этом освобождении: когда прихватывает ревматизм, одолевает одышка или подводят глаза. И если страх подкрадывается ко мне, представляю: быть может, именно смерть станет когда-нибудь моим принцем-спасителем…

Саша смотрела на бабушку и не могла понять, верит ли та сама в свою сказку о принце-смерти? Похоже, и правда верила. Наверное, иначе и стареть нельзя, без веры в такие истории. Да и кто знает, что ждет нас после жизни? Раньше бабушка всегда оказывалась права. И если говорила: «Не бойся, все получится!», у Саши обязательно все получалось. Может, и это была не детская сказка, а мудрость преклонных лет?..

Тут Саша представила Павла Львовича в средневековом замке, а вовсе не на дне Затерянного колодца. Художник по-прежнему был худ и бледен, он вдохновенно писал картину, иногда шурша тихим смехом. Этот смех ударялся о камни стен и эхом разлетался по узким коридорам замка. Порой Павел Львович поглядывал в сводчатое окно под потолком высокой комнаты. Но в глазах его был уже не страх, а ожидание чего-то нового, неизведанного…

– Бабуль, так ты и правда ничуточки не боишься? – переспросила Саша, когда образ художника растаял в ее воображении.

– Чуточку, конечно, боюсь. Тайное всегда волнует. – Бабушка улыбнулась. – Но не больше. А тебе, Сашка, смерти бояться еще очень и очень рано – вся жизнь впереди!

О смерти Саша по-хорошему задумалась сегодня впервые. Поэтому и страх еще не успел укорениться, забуреть. Но у нее были свои друзья-ужасы, изводящие, как комары в летний зной. И раз уж сегодня выдался такой странный день откровений, стоило распахнуть эту шкатулку внутренних страхов настежь.