Вьюга злится

Когда весь товар был разложен, Снежана возвращалась в Тушино и шла в школу. Отсиживала там, как наказание, все уроки, забегала на минуточку к бабе Глаше на помощь и потом опять ехала в Лужники. Успевала к закрытию, помогала убирать и отвозить то, что не продали, на склад.

Каждое такое торговое место стоило приличных денег, и каждый день в условленное время по рядам ходили бравые ребята, сборщики, и собирали с продавцов деньги. Никого не интересовало, успели ли они наторговать или нет, в установленное время необходимо было заплатить дань, а если кто-то отказывался платить, его столик переворачивали, товар разбрасывали и давали еще пару часов на поиск денег. Если продавец продолжал стоять на своем и не платил, его выгоняли, а его место сдавали другому. Ближе к метро были самые «козырные места», и на что только торговцы не шли, чтобы выжить конкурента и завладеть его местом: и товар воровали, и бензином обливали, и натравляли на продавцов цыган или милицию.

Валерия боялась цыган и Снежану просила обходить их стороной. Этот шумный и наглый народ наверняка был связан с милицией, потому что по Лужникам они всегда шествовали вместе: впереди шел милиционер, а за ним несколько цыганок с переброшенными через руки сумками или платками. Эти сумки прикрывали режущие инструменты, которые находились у них в руках. Замыкал процессию еще один милиционер. Цыганки втирались в толпу оптовиков, и мастерски подрезали их барсетки и кошельки. Делали они это виртуозно: одна толкала в правый бок, пока тот оглядывался, другая слева делала надрез в сумке и доставала деньги. Поймать их было практически невозможно, а даже если кому-то и удавалось это сделать, то тут же появлялся милиционер и вел всех в участок. Там цыганок уводили куда-то, но на самом деле сразу отпускали. Потерпевший писал заявление, и его тоже провожали, обещая найти пропажу. В лучшем случае делали вид, что преступление практически раскрыто, и возвращали документы. Валерия один раз была свидетелем, как один из продавцов заметил, как орудуют цыгане, и предупредил оптовика об опасности. К нему через пятнадцать минут подошел милиционер и попросил показать документы. Потом его попросили собрать весь товар и последовать в участок. Больше этого продавца никто не видел.

Были в Лужниках также воры, которые специализировались исключительно на товаре, который складировался за спинами продавцов. Валерия очень быстро подмечала их, указывала Снежане, учила ее, как быть начеку, и они никогда не попадались на таких жуликов.

Валерии иногда казалось, что она находится на передовой, только непонятно какой войны и за что воюет. Соседи по торговому месту были разные, и настоящей дружбы среди них быть не могло, каждый был за себя, и, чтобы продать свой товар, был готов почти на все. С самого утра до десяти-одиннадцати времени на разговоры не было совсем, еле поспевали с оптовиками, тем надо было быстро закупиться и отправиться на свою точку торговать. А точки у них были разные – от других районных рынков до городов.

Но после десяти, когда первая волна покупателей сходила, все немного расслаблялись, завтракали, пили кофе и оглядывались по сторонам – кто и сколько продал.

Сосед справа, бывший военный, имел привычку сразу докладывать:

– Сорок пар ботильонов забрали оптовики и пять продал даже без примерки!

Он с болью и слезами на глазах рассказывал всем соседям-торгашам про свою воинскую часть, как ее еще пять лет назад разворовали и что он вынужден был оставить службу, потому что есть нечего было. На лице у него отражались грусть и злость за то, чем он вынужден заниматься. Правда, когда к нему подходил покупатель, он преображался и становился сама любезность:

– Туфельки как раз на вашу ножку. Каблучок небольшой, аккуратненький, колодочка удобная и натирать не будет – все натуральная кожа, – искусно врал он.

Если покупательница брала ботильоны, он ее еще час нахваливал, описывая все ее прелести, а если нет, то доставал из глубин своих коробок бутылку коньяка и прямо из горла отхлебывал и ворчал что-то под нос.

Соседка слева, Машка, приехала из Тулы, жила у деда: красивая, яркая, с рыжей копной волос. Она разговаривала матом. Валерия постоянно закрывала уши Снежане, а Машу просила:

– Тут дети, ну пожалуйста, можно потише и на русском языке?

– Детям тут не место, пусть дома сидят, в куклы играют! И это, между прочим, на русском! – отвечала Маша в ответ. – Скажи спасибо, что я не на арабском ругаюсь, потому что я на всех языках мира умею.

Еще у Марии была привычка – раздувать ноздри. Выглядело это странно, когда в разговоре она ни с того ни сего начинала крутить головой, нюхать и громко втягивать в себя воздух. Снежана, поначалу, как ребенок, пыталась повторить за ней, но Лера ей объяснила, что это некрасиво.