Койка ей досталась нижняя. Досталась, нужно сказать, милостью Рраха. Тот домашний цыплёнок, которым она попала на борт "Искателя", отбить себе удобное место ни за что не смог бы. Наверное, именно Рраха Кувалда ей простить и не смогла.
Практически все пришли на корабль одинокими. По велению пальчика слепой сестрицы вьюги, по воле судьбы. Практически всем пришлось выгрызать своё место в совершенно новой иерархии, приспосабливаться к едущему из-под ног полу, к пресной жидкой еде, к строгой дисциплине и ночным вахтам и вынимающему душу одиночеству. Всем, кроме Таашши.
Она едва не умерла от ужаса, когда сестрица – одна из кучи согнанных на площадь родичей Вьюги – замерла возле неё и вытянула подрагивающий палец, почти упираясь Таашше в грудь. Сестрица Вьюги была совсем крошечной – даже не подростком – поводырь держал её не под руку, как взрослых, а за капюшон куртки. Наверное, это могло показаться милым и забавным, но Таашша в тот момент готова была вцепиться в тонкую детскую шейку и до хруста её сдавить. Раньше она не замечала за собой таких кровожадных мыслей, но этот маленький детский пальчик перечёркивал всё. Распланированную сытую жизнь в тёплом уютном городе, надежды выбиться из рабочей прослойки в элиту и отучиться в школе. Таашшу вырвали из большой, любящей семьи и заставили плыть в огромной жестяной банке по ледяной пустыне на поиски тёплой земли из бабкиных россказней.
Таашша невидяще смотрела перед собой, боясь повернуть голову и столкнуться взглядом с мамиными глазами. Скорее всего, они были пустыми и потерянными. Детей у мамы было шестеро, но дочь среди них одна – самая любимая и самая оберегаемая. Удержало от необдуманных действий и последующей казни её то, что мерзкая слепая малявка замерла буквально через пару шагов. Там, где стоял навытяжку спокойный и собранный Ррах. Детская рука поднялась снова, и теперь уже Таашшу затопило таким облегчением, что она осела в дрожащих отцовских руках.
Наверное, именно то, что Ррах попал на "Искатель", уберегло маму от нервного срыва. А Таашшу от участи быть задушенной подушкой в первую же ночь, когда перепуганные, выдернутые из привычного мира люди ещё не поняли, как жестоки корабельные правила.
После первой ночи в переполненном кубрике освободились четыре койки. Одна по вине соседок, три – исполнением решения корабельного суда.
Ррах, сразу давший понять, что голыми руками передавит женскую половину этажа, если утром не досчитается на построении Таашшиной макушки, лишь сокрушенно мотал головой. Мужские кубрики тоже поредели.
Осторожная и неглупая Кувалда первую ночь пережила, научилась на чужих ошибках и стала ещё осмотрительней. Поэтому ничего страшнее обидных тычков и оскорблений она до сих пор себе не позволяла. Даже после некрасивой сцены в душевых серьёзных подлянок Таашша от соседки не ждала. Воровство, порча имущества и побои карались корабельными законами, а на мелкие пакости Кувалда размениваться не станет.
Постель пахла плесенью и холодом. Таашша не раздеваясь нырнула под одеяло и свернулась калачиком, сохраняя остатки тепла.
В животе неприятно засосало. Желудок напоминал, что ужин она едва поковыряла, занятая своими переживаниями.
Таашша честно боролась с собственным телом, пока живот не начал исполнять брачные песни тюленей. Она сжалась крепче, надеясь унять разбушевавшийся желудок, но тот лишь задушено булькнул и продолжил выводить рулады. И Таашша сдалась. Приподняла матрац, слепо пошарила рукой по металлическому дну, наткнулась пальцами на бумажный свёрток. Неприкосновенный запас утащенного во время дежурства на камбузе хлеба. Ссохшийся в камень, сейчас он казался вершиной кулинарных изысков. Вытащив предпоследний ломоть и убрав остатки на прежнее место, Таашша жадно вгрызлась в хлеб зубами, стараясь не урчать, как оголодавшая кошка. Хлеб скрипел на зубах, ломался с громким хрустом. Таашша провела ладонью по покрывалу стряхивая крошки, и прислушалась. Сопение соседок оставалось мерным и ровным.
На верхней койке завозились, переворачиваясь на другой бок. Под Таашшиной койкой тоже послышался звук. Крысюк почуял еду.
Острая серая морда с черными бусинами глаз высунулась из-за борта кровати совершенно безбоязненно.
Крыс проследовал по простыне, подбирая по пути крошки, а потом совершенно бесцеремонно цапнул Таашшу острой когтистой лапкой за локоть.
Она, опешив от такой наглости, дёрнула рукой, посылая крыса в полёт. Тот шлёпнулся на пол и заверещал скандально и обиженно, однако повторных попыток забраться на койку предпринимать не стал.
– Ты чего разоралась? – сонно пробормотала Кувалда. Выбитая из равновесия наглостью грызуна, Таашша ответила:
– С крысой воюю.
– Тише воюй, – судя по звуку, Кувалда перевернулась на другой бок. Спустя несколько ударов сердца она уже дышала глубоко и ровно.