ВьЮжная Америка

Валентина и Маша молчат, они и без меня это видят.

— Ничего, зато мы страну посмотрели, — попытался я как-то оправдать неудачную поездку.

Но не только страну мы посмотрели. Нас ожидали еще две маленькие радости. Первая — это мантинские рыбные кафе. С виду кафе как кафе, предлагаются все те же дезаюно и алмуэрзо, но только рыбные. А рыба — прямо с сети, свежайшая, чистейшая, отборнейшая. И готовить ее здесь умеют, столетия рыбачьей жизни выработали особую кухню, в основе испанскую, но на океанический манер. Блюда показались нам удивительно вкусными и какими-то особенно здоровыми. Я подумал, что если бы пожить на таком питании с месяц, то вполне можно помолодеть на год-другой и заодно избавиться от всех несмертельных болезней. Да и соленый, пропитанный бромом и морской капустой ветер наполнял наши легкие оздоровительным духом. Одна беда — солнце. Жжет удивительно едко, пробивает мою плотную белую рубашку, как прозрачное стекло. Наши лица сразу же покраснели, и я забеспокоился, не облезут ли носы.

Манта сплошь и целиком состоит из старинных зданий. Впечатление такое, будто я в историческом центре Кито, вокруг та же самая испаноподражающая архитектура, но только улицы длиннее, прямее, уходят до горизонта. И нет холмов — плоско, как на жаровне.

Мы обратили внимание на характер местных жителей, который легче всего выразить словом «спокойствие». Не транкилидад, а обыкновенное, уверенное и глубоко консервативное спокойствие. Люди не прочь поговорить и о политике, но для них она где-то там, на другой планете. Каждый мантинец тайно убежден, что никакие столичные потрясения, если таковые случатся, до Манты дойти не смогут. Во-первых, слишком далеко (что вы, ужасно далеко — четыреста километров!), а во-вторых, уклад жизни территории Ла-Коста перемалывал и не такие камни, превращая их в мелкую, никому не причиняющую беспокойства щебенку.

Честно скажу, в глубине души я немного позавидовал мантинцам. И в ту минуту, наверное, согласился бы переехать из Кито, даже несмотря на весьма слабые перспективы компьютерного дела. Но чуть позже я присмотрелся повнимательнее и увидел, что местные жители этнически все как один половинчатые метисы. Очень трудно встретить здесь чистого индейца или «светлого» метиса. Такая этническая ситуация в Латинской Америке не просто подозрительна, она говорит о многом.

Прежде всего о том, что общество здесь прочно и очень давно устоялось, оно выработало свою особую национальность, у которой обязательно есть и свои неписаные законы, часто очень сложные и малопонятные, но всегда строгие. И чужак, будь он белым, будь он черным, каким угодно, вряд ли когда-либо станет своим. Возможно, ему не будут мешать, но и помогать тоже не будут. Вокруг чужака в таких местах создается невидимая, но в то же время непроницаемая оболочка отчуждения.

Это, конечно, отнюдь не уникальное эквадорское явление. Например, на севере России я отчетливо наблюдал то же самое, и даже в более грубой, неприкрытой форме. С такой же картиной столкнулся и в Польше. И сделал вывод — живи только в интернациональных городах. Приезжайте и посмотрите вокруг: если вы видите разноцветных и даже разноязыких прохожих, одинаково хорошо одетых и одинаково свободно себя ведущих, если в кафе и в ресторанах за столиками рядом сидят опять же разноцветные люди — смело оставайтесь и живите в этом городе, в нем и для вас найдется место. Но если «темный» всегда с иголочки, а «светлый» — в потертых босоножках (или наоборот), или если в зеркально-мраморный ресторан заходят, например, только мужчины в меховых шапках, а в обшарпанную забегаловку — только мужики в холщовых кепках, или если, услышав речь на одном языке, люди, говорящие на другом языке, спешно стараются скрыться в тени, или вы заметите хоть что-нибудь в этом роде — бегите оттуда и никогда не возвращайтесь.

В Манте никакого открытого давления, а тем более «апартеида», разумеется, нет и в помине, но тем не менее ощущение чужеродности приезжий человек испытывает достаточно остро.

Нагулявшись и нажарившись на солнце до степени средней печености, объевшись океанскими деликатесами и насмотревшись на старинную архитектуру, мы вернулись в отель и уже не выходили из него до самого вечера. И только когда я высунулся в окно и мне показалось, что ночной воздух будто бы тянет морской прохладой, я уговорил Машу пойти прогуляться. Валентина, как и предполагалось, мое предложение решительно отвергла, зарылась под одеяло и притворилась, что засыпает.

Но на улице стояла духота, ветер лениво ползал где-то над крышами, а от накаленного за день асфальта исходил нефтяной жар. Побродив по плохо освещенным переулкам и купив у случайного, возвращавшегося с базара торговца дюжину яблок, мы вернулись в номер и развлекались яблоками и какой-то довоенной испанской комедией на одиннадцатом канале.