Вьюжной ночью

Если Санька посидит дома над учебниками, покорпит, как Федька, тоже получает хорошие оценки. Но уж больно не любит он корпеть-то. Может пробегать на улице и вообще забыть об уроках. А потом, ложась спать и вспоминая о школе, морщится и ругает, ругает себя. Он не любит и боится учителя математики, хромого громогласного человека, который стал преподавать у них вместо скоропостижно умершей старой ласковой математички. Хромой учитель суров, ворчлив, и Саньке достается от него, пожалуй, больше всего. При старой математичке он учился в общем-то неплохо, она даже похваливала его. И ему нравилась математика. А вот теперь все наоборот: не глядел бы на эту цифирь.

Вспомнилось. Недели две назад они так же вот сидели за столом: один читал, другой решал задачи. Дома были бабка и Егор Иванович. Бабка по стародавней привычке что-то вязала, тихо сидя у горки, а он лежал на кровати, спал, не спал — не поймешь.

Федька сказал:

— А ты что не готовишь уроки?

Санька будто не слышал.

— Смотри, Леонид Борисович тебя завтра обязательно спросит.

Речь шла о том самом, хромом учителе математики.

— А нашему Саньке говори, не говори — как о стенку горох. — Егор Иванович встал с кровати. — Че ни делает, все на живульку. Ремень по ему плачет, я вижу.

Произнеся эту, длинную для него, речь, Егор Иванович сел ужинать, он работал в ночную смену, которая начиналась в десять вечера, пора было собираться.

— Вот смотри, как я сделал, — продолжал Федька. — Подсаживайся.

— Да ладно тебе!

— Посмотри, у меня уже все готово.

— Ну дай дочитать.

— Слушай, если не поймешь этот материал, то дальше будет трудно.

Голос у Федьки какой-то особенный, чувствуется, что мальчишка говорит не столько для Саньки, сколько для его отца и бабки, дескать, смотрите, я неплохо соображаю и могу быть весьма и весьма полезным для вашего сына и внука. Он поглядел искательно и вместе с тем торжествующе на бабку и Егора Ивановича. Санька криво, ни на кого не глядя, ухмыльнулся, и по этой ухмылке Федьке стало ясно, что тот понял его и недоволен им.

И сегодня, когда пришел Егор Иванович (он работал во вторую смену), усталый, пропахший заводом, и, сменив рубаху, начал степенно скручивать цигарку, Федька сказал:

— Саня, ты вчера хорошо по литературе отвечал. Расскажи мне…

Это опять была игра.

— На вот!.. — усмехнулся Санька. — Будто бы ты хуже меня отвечаешь. Уж не блезирничай.

Егор Иванович ужинал, сидя за обеденным столом. Бабка утром ходила на базар и сейчас рассказывала сыну, как там все страшно вздорожало.

— Подойдет человек, спросит цену, покрутится, покрутится да и отвалится.

— А че там есть?

— Да есть кое-что. И мясо, и картошка. Да много чего. Тока не по зубам.

— Вот и займися торговлишкой, — хихикнул Егор Иванович. — Продуктов у нас полно. Озолотишься.

Бабка понимает, что он шутит, и тоже начинает посмеиваться.

— Да нет уж! Я не привыкла грабастать чужое. На холеру мне все это сдалося. Сидит, дрожит над кучкой картошки. Тьфу!

— Наши заводские?

— Да одну тока видела заводскую-то. А то не поймешь чьи.

По другую сторону переборки ребячий разговор.

— Дома я не очень-то хорошо учился, — говорил Федька.

— А че так? — удивился Санька.

— Не знаю. Здесь вот как-то стараюсь. А дома — нет.

— Интересно!

— Сам дивлюсь, слушай. И ведь и кушал хорошо тогда. Правда, там и по дому было полно работы. А здесь-то какая работа. Но дело не только в этом. Мне кажется… Знаешь, это даже трудно объяснить… В общем, сейчас мне кажется, что только учеба, только очень хорошая учеба спасет меня.

Глаза у Федьки как у взрослого — усталые, говорящие, какие-то тяжелые глаза.

— И в институт хочешь?

— Ну, это еще когда-то.

— Так тебя туда, наверно, тоже не примут.

— Ну, может, и попаду как-нибудь.

— А отец у тебя грамотный?

— Да какое там. И двух лет не учился.

— И на кого бы ты хотел учиться?

— Да, пожалуй, на инженера-строителя лучше бы. Счас, знаешь, как ценят строителей. И я хочу показать, что я не хуже других.

— Кому показать?

— А всем. А то смотрят на нас… как не знаю на кого.

Сам Санька таких вопросов пред собой не ставил. Кем он будет? А шут его знает. Что об этом думать. Еще когда-то что-то… Наверное, как и отец, пойдет на завод рабочим.

— А если инженером на заводе?..

— Не знаю. Давай, слушай, заниматься.

На ужин бабка выставила ребятам всякой всячины огородной и лесной, добавив к этому снятую с железянки, что называется, с пылу, с жару аппетитно потрескивающую яичницу и кринку свежего молока.

Уплетая яичницу, Федька сказал шепотом:

— Я бы на твоем месте все ж таки учился бы лучше. С такой-то бабкой. Смотри, какие у нее груздочки.