Viva la Post Mortem, или Слава Послесмертью

Охранник, повинуясь безмолвному жесту, занялся процедурой открытия дверей. Первым делом страж отодвинул створку для небольшой щели на уровне глаз, чтобы оценить состояние пленницы. Ему вряд ли бы что-то угрожало, даже будь та способна к магии: защитный прозрачный полимер с низкой магопроводимостью, использовавшийся вместо бронестекла, довольно хорошо показывал себя в таких вопросах.

Убедившись, что всё в порядке, тюремщик отворил замок и потянул дверную ручку на себя, позволяя некромагичкам пройти.

Убранство камеры не обманывало ожиданий, которые задавали интерьеры коридора. Светлое помещение, вполне соответствовавшее по размерам типовому гостиничному номеру. Дверь в собственную ванную комнату, письменный стол, кресло и даже гардероб. Могло быть, конечно, и поуютней, но не каждый заключённый имел право выбирать.

Жаклин Кюсо была лишена этого права на уровне куда более близком к базовому, и всё, благодаря стараниям Вольдемара. Если честно, Броне не хотелось, особо, размышлять над тем, сколько времени у него ушло на работу. Одно дело, восстановление барабанных перепонок, а совсем другое — глаз. С органами зрения, вообще, много мороки. Не то, чтобы у попаданки было много опыта в данном вопросе, но того, что уже имелся, хватало, чтобы навсегда отбить желание изучать данное направление подробней.

На этом фоне задача грамотного усекновения всех конечностей до равной длины, выглядела сущей мелочью.

— Не встанете поприветствовать старую знакомую, слечна Кюсо? — интонации синеглазки были весьма официальными. Услышь этот вопрос кто-нибудь со стороны, не зная контекста, вряд ли бы он заподозрил насмешку.

— Я бы и рада, но, прошу меня простить, руки заняты, — раздался ядовитый ответ со стороны постели.

Не хотелось даже думать, сколько времени ушло у француженки на то, чтобы забраться под одеяло, имея вместо рук и ног четыре обрубка, усечённые выше локтя и колена. По сути, постельное бельё было единственным, чем Жаклин могла бы прикрыть свою наготу: Броня распорядилась позаботиться, чтобы никаких альтернатив у пленницы не оставалось.

— Вы не выглядите особо довольной гостеприимством рода Маллоев, — заметила Броня, проходя поближе к постели. — Со мной, между прочим, юная хозяйка дома, а вы даже не поблагодарили её.

Гиацинт с лёгкой, слегка кривоватой неестественной улыбочкой сделала книксен, желая обозначить хоть сколь-нибудь активное участие в происходящем.

— Ты не можешь вечно прятаться за спинами Маллоев, Глашек, — в нетерпеливом порыве к действию француженка даже приподнялась немного на правом обрубке. — Ты, видимо, не знаешь, кем являются мои родители. Они тебя достанут.

— О, нет, я уже навела справки о вашей семье, слечна Кюсо, — синеглазка бесстрашно склонилась к своей жертве. — Они — абсолютно никто. Два нуля без палочки. Всё, что у них есть, так это гордость рода и надежды на вашу свадьбу с паном Новотным, на которую он решился ради обмена денег на хоть сколько-нибудь дворянскую фамилию и рекомендации в ВАТИ для его будущих детей и, если он окажется достаточно деятельным, для него самого.

Жаклин побледнела буквально на глазах. Очевидно, девушка была хоть молодой и неопытной, но не глупой. Она умела складывать два и два.

— Вижу, вы уже сопоставили своё текущее состояние с информацией, известной мне, и можете догадаться, каким образом я собираюсь давить на род Кюсо.

— Не-е-ет… — пленница медленно покачала головой. — Не-е-ет… ты не посмеешь. Если тебя поймают за руку на таком… даже род Маллоев поостерёгся бы заниматься чем-то подобным.

— Я вас умоляю, слечна Кюсо, — Броня решительно схватилась за край одеяла и рванула его в сторону, открывая миру обнажённые телеса француженки. — В Форгерии наказывают не тех, кто совершает преступление, а тех, кто попался! Ни вы, ни ваши родители, не будете заинтересованы в том, чтобы общественность узнала о вашей роли в чём-то настолько позорном!

Бедняжка попыталась как-то извернуться и прикрыться, но получалось у неё не слишком хорошо. Впрочем, синеглазку и не волновало, сколько открытой кожи попадёт в кадр — а именно ради фотографий своей жертвы и было отброшено прочь одеяло — ведь куда важней было зафиксировать в памяти смартфона незащищённое и уязвимое состояние француженки.

— Мы заинтересованы в том, чтобы Кюсо молчали, — имитация звука затвора сигнализировала о появлении первого снимка. — Вы заинтересованы в том, чтобы молчать. Все заинтересованы в том, чтобы правда не выплыла наружу. Однако, вы рано паникуете: если ваши родители будут столь любезны, что поделятся со мной информацией по поводу предприятия Сковронского в Коваче, дальше фотографий дело не зайдёт, и куда проще будет сделать вид, что ничего плохого никогда и не происходило.