Вивальди

К утру в четверг уже размножили партитуру. На её титульном листе было начертано: «Оратория, положенная на музыку господином доном Антонио Вивальди, концертмейстером богоугодного заведения Пьет ав Венеции». Во второй половине четверга Санта-Корона начала постепенно заполняться людьми, в основном блестящими дамами и кавалерами, так что сама церковь скорее выглядела парадным залом аристократического дворца, жужжащего как растревоженный пчелиный улей. По взмаху смычка Вивальди собравшиеся разом умолкли и в наступившей тишине зазвучал оркестр…

Дня через два местный хроникёр писал: «Оратория для четырёх солистов и оркестрабыла с блеском исполнена и заворожила публику чарующей музыкой, сочинённой маэстро Антонио Вивальди, и его чудодейственной игрой соло на скрипке». Действительно, после исполнения ораторииВивальди поднялся на подиум, отвечая на аплодисменты, а затем, выдержав паузу, сыграл соло на скрипке, устроив состязание с церковным органом, отвечавшим бархатистым эхом скрипичным трелям. Впечатление было ошеломляющим, вызвав восторг публики, вскочившей с мест с криками «браво!».

Рыжему священнику было свойственно некоторое светское пижонство, которое давало о себе знать в самый нужный момент. Так было на памятном концерте в Пьет ав присутствии монаршей особы, так произошло и теперь в Санта-Корона. Видимо, не удовлетворившись досыта восторженными возгласами и аплодисментами публики, он решил ещё сильнее подогреть её виртуозной игрой соло на скрипке. Сидя на своём месте в оркестре, Джован Баттиста впервые увидел сына в ином свете, поражаясь его смелости и искромётной игре. Казалось, в этот момент Антонио не принадлежал самому себе, забыв обо всём на свете. Он слился с инструментом и, как маг и волшебник, подчинял своей воле зачарованных его игрой слушателей. «О нет, — думал Джован Баттиста, — мне его нечему больше учить!»

После успеха своей первой оперы Вивальди окончательно решил, что впредь будет заниматься музыкальной драмой как автор музыки и импресарио. Его мысли были нацелены на театр Сант’Анджело, о чём он затеял оживлённый разговор с отцом, возвращаясь из Виченцы в дилижансе, который трясся на ухабах и обдавал пассажиров дорожной пылью, так как окошко плохо закрывалось. Что и говорить, скромный театр Сант’Анджело не чета заново перестроенному Сан-Кассьяно, завсегдатаями которого были преимущественно венецианская аристократия и высшее духовенство.

Отец напомнил сыну, что Сант’Анджело построен архитектором и импресарио Санторини на собственные средства на земле, выкупленной у патрициев Марчелло и Каппелло. Поначалу театр пользовался шумным успехом, прежде всего у простого люда. Теперь он переживает трудные времена, что связано с частой сменой руководства и постоянными заменами объявленных спектаклей из-за нехватки средств. В частности, нынешний импресарио Орсатто довёл дело до ручки. Поставленные им три оперы закончились финансовым крахом, а певцы, музыканты, костюмеры, декораторы и машинисты сцены подали на него иск в суд за невыполненные обязательства, что вызвало немало разговоров в городе.

— Да кто же не знает, что Орсатто никогда не был человеком слова! — заметил Антонио, слушая рассказ Джован Баттисты.

Чтобы успокоить отца, он старался заверить его, что место ему в Пьет агарантировано, и, стало быть, вполне можно отвлечься на сочинение оперной музыки, которая принесёт им не только высокие гонорары, но и славу.

Однако Джован Баттиста не мог с ним согласиться. Ему было хорошо известно, что над любым импресарио как дамоклов меч висит угроза банкротства и что правительство никогда не придёт на помощь терпящему бедствие театру. Он напомнил заблуждающемуся сыну, что импресарио должен не только подумать о постановке спектакля, но и привести в порядок театральный зал, позаботиться о его освещении и отоплении зимой, размножении партитур и либретто, о деньгах на выплату аванса музыкантам, певцам и всем, кто готовит спектакль. Кроме того, нужно побеспокоиться об афишах, чтобы привлечь зрителя.

Выслушав этот длинный перечень ждущих его забот, Антонио не стал перечить отцу. Решив обратить затянувшийся разговор в шутку, он прочёл стишок анонимного автора, из коего явствовало, как общественное мнение оценивает работу любого театра:

У импресарио забота,
Чтоб театр жил, имел успех,
Иначе вся его работа
Плачевно кончится для всех.

Но Джован Баттисте было вовсе не до шуток, и легкомыслие сына его поражало и удручало. Приводя в пример тысячу опасных зигзагов на пути любого импресарио ^[21], кроме финансовых трудностей, он сослался на другое неодолимое препятствие — цензуру. А она-то двойная: светская и церковная, и обе они способны преподнести любой сюрприз. Спор между отцом и сыном прервался по прибытии в Венецию.