Вивальди

Часть публики, замешкавшаяся на выходе, оказалась заблокированной на ступеньках театра. Некоторые из зрителей, что помоложе, сняв обувь, засучив брюки или подняв юбки, решили добираться до дому, идя по пояс в воде. Остальные не отважились, ожидая, что вода вот-вот спадёт, и продолжали обсуждать оперу, а кто-то даже запел одну из арий Альчины. Здесь же в ожидании находились героиня вечера Анна Жиро с матерью и сестрой; хотя их дом был рядом, но разуваться и идти по воде, как это сделали некоторые смельчаки, они не рискнули. Воспользовавшись непредвиденными обстоятельствами, Вивальди затеял с Анной разговор о будущем сезоне, для которого он работает над новой оперой «Розилена и Оронта» на либретто Палацци, и сообщил, что хотел бы видеть её в роли Оронты.

Только на рассвете вода стала постепенно убывать вместе с отливом, оставляя после ночного буйства на мостовой водоросли, грязь и весь тот мусор, который венецианцы по привычке бросают в каналы.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

В то майское утро Вивальди был, как обычно, на занятиях в Пьет а, когда прибежавшая девочка-привратница сообщила, что внизу его дожидается Меми с гондолой. Никогда ещё за ним не присылали гондолу. Поэтому он подумал, что дома произошло что-то непредвиденное. Уж не вернулся ли Бонавентура? Ему в голову не могло прийти, что причина срочного вызова — Камилла. В тот раз Маргарита сдержала слово и скрыла от Антонио визит врача к матери. «Бедный мой сын столько сил тратит на работе, — сказала тогда Камилла дочери, — не стоит его лишний раз волновать».

Дон Антонио опоздал. Когда он оказался дома, мать уже скончалась на руках убитого горем отца. Она давно страдала от сердечной недостаточности, и было решено сменить лечащего врача, пригласив знаменитого доктора Фьорини. Тот увеличил дозу териаки, а вместо сиропа из тростникового сахара предписал принимать по тридцать капель входившего тогда в моду «эликсира жизни», который, по его словам, помогает при сердечных приступах и разжижает кровь. Рекомендации медицинского светила не возымели действия. Утром 6 мая 1728 года, выпив чашку горячего бульона, поданного ей мужем, Камилла испустила дух. В регистре умерших настоятель церкви Санта-Марина записал: «Прихожанка Камилла Каликкьо в замужестве Вивальди скончалась от апоплексического удара в возрасте около 73 лет».

Антонио чувствовал себя разбитым и крайне опустошённым. Только теперь он осознал, как много для него значила мать, гораздо больше, чем отец. Он любил Джован Баттисту, но питал к нему прежде всего глубокое уважение и признательность музыканта, постоянно с ним советуясь. А вот матери он приносил немало неприятностей из-за своей неустроенной жизни и частых разъездов, которые её особенно беспокоили. Она, бывало, напутствовала: «Будь осторожен, сын мой, и езди потише!» — словно он сам правил лошадьми, отправляясь в Виченцу, Мантую или Рим. Ему вспомнились вдруг годы детства, когда на кухне мать терпеливо помогала ему с уроками по Катехизису, благодаря чему на следующий день настоятель Сан-Джованни ин Олео не мог нарадоваться на успехи юного семинариста. Сколько раз, уединившись у себя и беря в руки скрипку, он нутром чувствовал, как мать, сидя за рукоделием, с вниманием прислушивается к его игре. Её незримое присутствие придавало ему силы и веры в себя.

Вивальди распорядился, чтобы похороны прошли торжественно и «при капитуле», то есть при участии всего приходского причта. Траурная процессия растянулась от дома на набережной Дожа до церкви Санта-Марина. За гробом шли все Вивальди — взрослые и дети, друзья и знакомые, некоторые ученицы священника из Пьет а. Замыкали процессию подошедшие Анна Жиро с матерью и сестрой. Сразу после чтения Евангелия у Антонио неожиданно начался сильный приступ и он стал задыхаться. Астма обострилась из-за всего пережитого в эти печальные дни, к тому же погода резко ухудшилась. Он стал глотать пилюли териаки, но они мало помогали, и ему пришлось спешно удалиться в ризницу и присесть на скамью, как и во время первой в его жизни службы, тогда к нему на помощь устремилась матушка… На этот раз в ризницу вошла обеспокоенная сестра Маргарита, сказав, что отпевание закончилось. Антонио пришёл в себя, лишь когда гроб опускали в могилу на небольшом погосте при церкви. По окончании церемонии Дзанетта, как это принято, оделила всех присутствующих с утра приготовленными бобами.

— Подумать только, что мама так хотела взглянуть на недавно отремонтированную церковь на Брагора и не успела, — вспомнила Маргарита, идя рядом с Антонио по дороге с кладбища к дому. — Куда бы мы ни переезжали, она всегда считала Сан-Джованни ин Брагора своей любимой церковью…