Вивальди

Потянулись мучительные дни ожидания, когда ничего уже нельзя было поделать. К полудню 14 мая «машина» решила остановиться. После обряда причащения и отпущения грехов, совершённого настоятелем церкви Сан-Сальвадор, и благословения сына Джован Баттиста угас. Для дочерей Маргариты и Дзанетты, как это ни жестоко звучит, смерть отца явилась избавлением от бессонных ночей, когда бессильны были пилюли, настои, териака и прочие снадобья. Антонио решил похоронить отца со всеми подобающими почестями «при полном капитуле» с участием всех прелатов, дьяконов и служек прихода. Он отстоял длинную службу отпевания, опасаясь, что каждую минуту начнётся приступ удушья, но астма его пощадила. В церкви были несколько музыкантов из оркестра Сан-Марко и хор девушек из Пьета. Были исполнены вступление к «Miserere», «Laudate pueri» для сопрано и столь любимое покойным Джован Баттистой «Nisi Dominus» для пяти инструментов. Его погребли на кладбище братства Святого Причастия рядом с церковью Сан-Сальвадор. После похорон к Дзанетте подошёл один из прелатов и спросил, что слышно об Изеппо, исчезнувшем из города семь лет назад. Но та не смогла ему сказать ничего путного. А Антонио приказал Меми везти себя куда глаза глядят, чтобы немного развеяться и успокоиться.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Продлив контракт, попечители Пьета поставили перед Вивальди непременное условие — не покидать город, как это не раз случалось с ним в прошлом. Безусловно, ими двигало обычное чувство ревности, хотя вряд ли они верили, что подобное ограничение возымеет действие. Разве можно заставить вольную птицу не покидать гнездо? Не прошло и года, как Вивальди почувствовал внутренний зуд и стал посматривать по сторонам. В октябре он обратился с необычной просьбой к маркизу Гвидо Бентивольо, своему бывшему ученику, с которым не раз встречался в Риме. На этот шаг его подвигло не только то, что тот был венецианцем и страстным поклонником театра и музыки, влюблённым в мандолину, а то, что маркиз ранее с помощью своего отца, а теперь дяди кардинала Корнелио Бентивольо стал влиятельной фигурой в Ферраре, являющейся с 1598 года частью Папского государства. Там два патриция, Скроффа и Бонакосси, выступают в роли импресарио и, как говорят, процветают благодаря постоянным подачкам из ватиканской казны.

Пользуясь старой дружбой, Вивальди попросил Бентивольо оказать содействие в период зимнего сезона 1736/37 года. В Ферраре с триумфом были показаны оперы Бассани, Альбинони, Лотти, Гаспарини, а вот оперы Вивальди, несмотря на их известность, обойдены вниманием. С этим он никак не мог смириться.

Письмо не осталось без ответа, и недели две спустя в Венецию прибыл в качестве посланца маркиза Бентивольо аббат Боллани с целью подобрать хорошую труппу певцов и познакомиться через рыжего священника с Анной Жиро. Он был наслышан о её успешном выступлении в операх «Джиневра» и «Олимпиада» в театрах Флоренции и Венеции.

Перед Вивальди встала задача подобрать исполнителей уровня Анны. Через несколько дней он написал Бентивольо: «Мне удалось подобрать столь блестящую труппу, лучше которой ещё не видывала Феррара в дни карнавала. Большая часть исполнителей с успехом выступала на оперных сценах лучших театров, и у каждого свои неоспоримые достоинства». В том же письме он постарался обговорить условия компенсации своих усилий. В частности, он заявил, что недавно отказал театру Сан-Кассьяно в написании третьей оперы за 90 цехинов, поскольку его обычная ставка 100 цехинов. Но в конце концов театр был вынужден принять его условия. «А вот для Феррары, — писал он, — мною специально приготовлены две оперы, которые я предлагаю по шесть цехинов за каждую. Обычно такова ставка переписчика нот. Но я готов пойти на такую жертву ради вашего ко мне расположения и желания помочь».

По правде говоря, у Вивальди не было никаких дел с театром Сан-Кассьяно. Ему было доподлинно известно, что этот театр с его бедным сценическим оснащением никогда бы к нему не обратился. Разговор о «третьей» опере — это всего лишь предлог, чтобы намекнуть маркизу, какова цена (явно завышенная) любого его нового произведения для оперной сцены. Таким же лукавством была и его уловка с уступкой Ферраре оперы за шесть цехинов.

В переписку включился и импресарио Боллани. Его письмо из Феррары привело Вивальди в дикую ярость. Этот аббат осмелился отвергнуть две его оперы, о чём была достигнута с ним полная договорённость в Венеции. Он, видите ли, утверждает, что на этом настаивают высшие чины Феррары, которые предложили вместо «Джиневры» и «Олимпиады» дать две оперы саксонца Хассе «Деметрио» и «Александр, завоеватель Индии». Как же так? Ведь Вивальди заранее обо всём побеспокоился, значительно сократил речитативы в своих операх и подготовил ноты для оркестра и солистов. Теперь ему придётся возиться с партитурами саксонца, вносить правку, что-то дописывать и отдавать их переписчикам. Кроме того, отобраны шесть солистов, а у Хассе их пять. И всё это за какие-то жалкие шесть дукатов!