— … Так что будем спокойными, да Вер? Не будем устраивать истерик и скандалов, заберем его домой, дадим ему проспаться, да? Разговоры будешь разговаривать с ним завтра, ты меня услышала? — действительно, его интонация была мягкая, спокойная, под стать родителю, который объяснял ребенку, как нужно себя вести. И это действительно успокаивало.
Вера понимала, что сегодня она точно ничего не добьется, ни криками, ни слезами, ни упреками. Она вообще никогда ничего не добьется от него криками, слезами и упреками, потому, что это ОН. Потому что она все равно проиграет, сколько бы не прикладывала сил.
— Значит так, ни с кем не разговариваешь, ничего ни у кого не берешь, от меня — ни на шаг, ясно? — Сахнов держал ее за локоть, когда Вера уже рассматривала неоновую вывеску бара, — Ясно, спрашиваю?
— Да.
— Отлично.
Бар был обычным прокуренным кабаком, в котором стоял такой кумар, что Клинкова неосознанно вцепилась в край Ваниной ветровки, чтоб не потеряться. В спину сыпались сальные комплименты, приглашения присесть за столик и Вера первый раз в жизни пожалела, что надела платье вместо штанов.
Исаев полулежал за дальним столиком, пытаясь хоть иногда концентрировать свое внимание на таком же в уматину пьяном собеседнике. Рядом, на диванчике, сидела посторонняя дамочка, которая делая вид, что помогает протирать разбитые костяшки, откровенно к нему клеилась, трогала, гладила, возможно, что-то шептала на ухо.
— Пошла отсюда, — Вера медленно подошла к столику, нависнув над незнакомкой.
— Я не поняла…
— Быстро. Два раза не повторяю.
Брюнетка недовольно зашипела, но под тяжелым взглядом Клинковой встала со своего места, сделав пару шагов по направлению к другому столику. Вера присела на ее место, закусив губу. Исаев повернулся к ней, тяжело вздыхая. Разбитая бровь, из которой сочившаяся до скулы кровь уже успела засохнуть, немного припухший нос и лопнувшая нижняя губа.
— Итак… — начал Артем, заметно поморщившись, чуть приоткрыв рот.
— Я приехала за тобой, — прошептала Вера, сдерживая рвущиеся наружу рыдания. Тяжело было видеть его в таком состоянии, но еще тяжелее было осознавать, что все это случилось, возможно, по ее вине.
— Надо же, какая честь…
— Поедем домой, я тебя прошу…
— Нахуй ты ее сюда привез? — Артем недовольно посмотрела на Сахнова, а потом шибанул кулаком по столу, что зазвенела посуда, заставляя некоторых обернуться, — Нахуя мне это все?
— Твоя женщина вторые сутки в истерике, что ты не появляешься дома. Куда я должен был ее привезти?
— Моя женщина… — хмыкнул Исаев, снова переводя мутный взгляд на Веру, — А ты знаешь, что мои женщины не ведут себя так… Ты слишком много стала себе позволять.
«Мои женщины».
Казалось бы, это не та ситуация, чтобы придираться к словам, но почему-то именно эту фразу Вера выхватила из контекста. Или это просто женский мозг так устроен, что любое упоминание других женщин, автоматически настраивает фокус?
— Я очень виновата перед тобой. Пожалуйста, — Вера взяла его за руку, прижимая ее к груди, — Поедем домой.
— Пойду, возьму водички, — Сахнов недовольно махнул рукой, встал, обходя людей, пошел к бару.
— Вер, да я же блять не знаю, что делать… Вер, если бы ты только могла представить, хоть немного… Пф-ф-ф… Хоть на чуть-чуть, — он ткнул в нее пальцем, буравя взглядом, — Ты думаешь, что я мудак? Я мудак, да, я мудак.
— Пожалуйста, не нужно, слышишь? Родной, мой дорогой, поедем… пожалуйста, — прикладывалась щекой к разбитым костяшкам тяжелой муской руки, пока он смотрел, стиснув второй кулак на столе.
— Ты все делаешь правильно, — признался он чуть тише, наконец, касаясь ее волос другой рукой, — Ты такая умница… Мне так тошно, от того, что ты плачешь, правда. Мне от себя, тошно, Рыжая…
— Мне очень плохо без тебя.
— А мне?… Вер, я тебе клянусь, что я убью тебя, если узнаю, что ты с кем-то еще, слышишь? — Артем выпрямился, теперь уже нависая над Верой, хватая ее за предплечье, — Ты знаешь, что ты сделала? Посмотри, что ты со мной сделала — он резко оттолкнул ее от себя, показывая на собственную одежду, в грязи, кое-где в кровоподтеках, видимо после драки.
— Тём, пожалуйста… — рыдала Вера, хватаясь за него, а он продолжал. Никак не мог успокоиться, словно она только что нажала на самую больную точку.
— Смотри, в кого я превратился. Смотри. Нравится? Ты меня с ума свела, я же психом становлюсь…
— Я очень тебя люблю, — не выдержала, отпуская его и срываясь с места, побежала к выходу, — Господи, прости меня.
Клинкова стояла спиной к выходу, привалившись бедром к машине и вытирая краем джинсовки бегущие слезы. Горящий кончик сигареты тои дело прыгал перед глазами из-за трясущихся рук.
Ну почему, все не может быть как у нормальных людей? К чему эти сложности?
Когда на улице послышались знакомые мужские голоса, девушка спрятала растрепанные волосы за уши и повернулась. Артем шел самостоятельно, на удивление, его почти не штормило. Ваня — чуть сзади, видимо все равно для подстраховки.