Виват, Королева! (СИ)

Врал. Ох, и врал. Измывался над ней, а сам знал, внутри чувствовал: только с ней было по-настоящему спокойно. Только в ее руках чувствовал себя дома. И не нужно было никому меняться и никого менять, потому что они итак подошли друг другу, как пазлы одной картинки, теперь только нужно было склеить эти пазлы.

Намертво.

«Не перегорит, я обещаю, сердце в 1000 свечей»

Она ворвалась в его жизнь ураганом. Так там и осталась. Где-то глубоко, в легких, комом в глотке стояла… Сука, зато своя… И больше не было смысла этому сопротивляться. Теперь то он это понял.

Греет все равно…

Тишину нарушило присутствие женщины, которая молчаливо стояла чуть поодаль, наблюдая не то за Исаевым, не то за участком.

— Вы подходите, я все равно уже ухожу, — Артем кивнул головой, поднимаясь со скамейки. Женщина поправила косынку на голове, и неуверенно сжав в руках ярко-красные гвоздики, подошла ближе, искоса кидая взгляд на Артема.

— Простите, я вас знаю?

— Думаю, что нет, — Исаев отрицательно кивнул головой, собирая за собой мусор и выходя за оградку. Хватило и пары секунд, чтоб уловить знакомые черты. Это было как наваждение, но он не подал виду.

Вера действительно пошла в мать.

Большие, выразительные глаза, копна медных волос, чуть задранный кончик носа.

Это была Клинкова. Только десятком лет старше.

С уже заметными морщинками в уголках глаз. Но, не утратив былой красоты.

— Вы были Гришиным другом? — снова спросила женщина, зайдя в ограду и долго не решаясь к кому-либо подойти. Долго смотрела, словно изучая, запоминая каждую букву, высеченную на плитах. Наверно страшно это, приходя на кладбище, наблюдать здесь всю свою семью, — Это удивительно, что после смерти у него остались друзья, которые не забывают и приходят его навестить… Здравствуйте мои дорогие…

— Я муж вашей дочери, ваш несостоявшийся зять.

Женщина на мгновение перестала всхлипывать, изумленно поворачиваясь к Артему.

— Что это значит?

— Уже ничего, — он пожал плечами, — У вас была замечательная дочь, жалко, что вы вспомнили о ней только сейчас, когда стало поздно. Вера очень хотела, чтобы вы вернулись. Незадолго до смерти, она даже начала ваши поиски, просто у нее времени не хватило, а сейчас вы сами пришли к ней.

— Я столько раз хотела… — заплакала женщина, присаживаясь напротив Вериной могилы на колени, — Но мне так было стыдно… Я так боялась, что она не поймет меня.

— Вы не имели права лишать ее матери, после того, как лишили отца. Она очень хотела иметь семью.

— Прости меня мое золотко, прости моя девочка…

Она завыла, падая к земле, хватаясь руками за земляной «горб».

— Дай вам Бог всю оставшуюся жизнь прожить с этой тяжестью, за то что оставили свою дочь.

Артем последний раз бросил беглый взгляд на ревущую женщину и подхватив лопату с мешками, медленно пошел к выходу.

День был в самом разгаре, солнце поднялось высоко и уже за воротами кладбища, Исаев умывался прямо из бутылки, возле машины. Неторопливо вытерся столовыми салфетками, которые таскал на всякий случай в бардачке и посмотрел на коробку из-под конфет, лежащую на пассажирском сидении.

Дорогая Вера!

Моей дочери, Вере.

Дорогая Вера, если ты читаешь это письмо, значит меня уже нет. Первый раз не знаю, что сказать. Наверно, потому, что ты не просто кто-то, а ты важный для меня человек.

Вся моя жизнь, до самого последнего дня, напоминала мне гонку за чем-то очень важным и нужным, как я всегда думал, а оказалось, что это важное и нужное было у меня под носом. Я знаю, что очень виноват перед тобой, знаю, что никакие слова не помогут мне вернуть твое доверие… Любовь… Которой наверно и не было никогда. Ее просто не могло быть…

Я был не слишком хорошим отцом, я вообще был не тем человеком, который заслуживает быть рядом с тобой. Потому что ты другая, ты не такая как я.

Ты лучше.

Но я все равно горд, зная, что в твоих жилах течет моя кровь.

То, что осталось от меня и от моих воспоминаний — в этой коробке. В этой неприметной, старой, почти затертой до дыр коробке… Потому что я открывал ее тысячу раз… Там было все, что осталось мне от тебя и Тани. Теперь она твоя.