Виват, Новороссия!

Интересно, была ли эта его веротерпимость сродни бироновой, который, как отмечали «у себя в Курляндии Бирон… показывал широкую веротерпимость, как человек, затронутый современными ему философскими идеями»? Когда же дочь Бирона перешла в православие, то отец пришел в такую ярость, что ей пришлось искать защиты у самой Елизаветы.

Смена же внешнеполитической ориентации Петром III на союз с Пруссией была для России явно антинациональна; в жертву ей были принесены военные усилия и достижения страны, кровь ее солдат за предшествующие годы войны. Это будет одним из главных обвинений Петру III, когда его супруга, свергнув мужа, войдет на престол и в историю под именем Екатерины II, Екатерины Великой.

В своих «Записках» Екатерина зафиксировала, что еще до свадьбы ее будущий супруг: «Я не могу сказать, чтобы он мне нравился, ни что он мне не нравился; я умела только повиноваться матери, желавшей выдать меня замуж; но, по правде, я думаю, что российская корона мне нравилась больше, чем его особа». И позднее: «Надежда или перспектива не небеснаго венца, конечно, но земной короны, поддерживала мой ум и бодрость… говоря по правде, я ничем не пренебрегала, чтобы достичь цели».

Когда Петра III свергли, то, если верить манифестам Екатерины, вдруг сразу выяснилось, что переворот произошел исключительно из-за того, что Петр «законы в государстве все пренебрег, судебные места и дела презрел, доходы государственные расточать начал не полезными, но вредными государству издержками», что он оскорбил национальное достоинство, рискнув конфисковать вотчины, «коснулся древнее православие в народе искоренять».

Екатерина и ее окружение учли все просчеты Петра III, воспользовались всеми его ошибками, присовокупив, конечно, кое-что и не имевшее место в действительности, ибо кто же, освобождая трон от своего предшественника для себя, не обвинит того во всех смертных грехах? Такого рода перемены лучше всего проводить, обрядившись в тогу правдолюбца и защитника святынь, – меньше вроде как-то и неудобно.

Переворот, прошедший легко и просто, был совершен при активнейшем участии пяти братьев Орловых. Одному из них – красавцу Григорию – предстояла честь открыть своей персоной многочисленную плеяду фаворитов, до самой смерти Екатерины II с завидным постоянством сменявших друг друга у подножия ее трона.

И до Орлова у Екатерины были увлечения. Салтыков (возможный отец Павла I), позднее посол Речи Посполитой Станислав Понятовский, впоследствии ставший польским королем. Не забывшая его и после своего воцарения Екатерина в 1763 году в рескрипте, данном русскому послу в Варшаве, в том, в котором она приказывает ему поддерживать кандидатуру Понятовского в выборах на польский трон, говорит, что «он во время своего пребывания в Петербурге оказал своей родине больше услуг, чем кто-либо из министров республики».

Но Орлов – совсем иное. С него екатерининский фаворитизм становится неким подобием государственного учреждения. Со своими избранниками Екатерина пыталась – правда, не всегда удачно – делить бремя государственного правления. Ярчайший пример тому – Потемкин. Но он будет позднее. А пока Орлов – бывший герой Цорндорфа, трижды раненный в этом бою – из младших офицеров становится графом, директором инженерного корпуса, шефом кавалергардов, генерал-аншефом артиллерии и генерал-фельдцейхмейстером, президентом Канцелярии Опекунства иностранных колонистов, начальником всех укреплений.

И ко всем этим должностям он крайне равнодушен. Его брат – Алексей – гораздо более деятелен. Это он пришел в ночь переворота к Екатерине и сказал ей, что гвардия ждет ее, что пора отправляться в Петербург и объявить себя самодержицей всероссийской. Он был и главным действующим лицом в последующем убийстве свергнутого Петра III.

В конце 60-х годов, уже будучи победителем турецкого флота при Чесме, он удостаивается такой характеристики француза Сабатье, жившего в то время в Петербурге: «Граф Алексей Орлов самое важное лицо в России. Он своим появлением затмевает всех. Чернышовы не смеют и головы поднять… Екатерина его почитает, любит и боится… В нем можно видеть властителя России».

Орловы после воцарения Екатерины стали одними из самых богатых людей в России. Из этих средств они подкармливали гвардию, помнящую о своей роли в перевороте, которая и так любила их за молодечество. Они стали реальной политической силой, не считаться с которой было нельзя.