Я не очень поняла грубость Ларри при разговоре на эту тему. Достаточно было бы просто заявить о своем согласии снимать американский секс-символ и самому сниматься с ней (особенно в любовных сценах), к чему сообщать об этом мне столь вызывающим тоном?
– Я не понимаю, ты спрашиваешь совет или ставишь меня в известность о своем решении играть с Монро?
– Но она продюсер фильма, ты должна понимать, что это значит!
– Ларри, не нервничай, я прекрасно понимаю, что роль Мэри Морган будет играть сама Монро, в этом нет ничего удивительного. Да я и не рвусь, потому что повторить перед камерой то, что мы с успехом показывали на сцене три года назад, едва ли возможно, мы не те. Меня удивляет другое. Давно ли ты не признавал за Монро никаких достоинств, кроме тех, что выпирают из декольте?
– Неужели тебя так обижает невозможность сыграть Мэри самой?
– Меня? Ничуть. Я несколько переросла эту роль и по возрасту, и по стилю. Ларри, я не претендую на участие в фильме вместе с тобой, мне найдется чем заняться. Кауард предлагает сыграть Александру в «Шорохе южных морей».
Даже если бы я сказала, что намерена репетировать Анну Каренину с Финчем в роли Вронского, эффект был бы тот же: облегченный вздох и поцелуй в лоб:
– Я рад, дорогая, что ты все понимаешь правильно.
– Ларри, едва ли ты меня послушаешь, но я все же предупрежу. Не переоценивай себя и не недооценивай ее. Я не знаю, какая актриса Мэрилин Монро, но она красивая женщина. Молодая, красивая женщина, кажется, влюбленная в своего умного мужа. К тому же всем известны сложности работы с мисс Монро и твой далеко не ангельский нрав на репетициях.
Ответный смех получился натянутым, но на то ты и великий актер, чтобы справиться с собой:
– И все же ты немного ревнуешь, дорогая. Не стоит.
– Я просто понимаю, что бесчисленные проблемы выльются потоком жалоб на мою голову.
– Обещаю не жаловаться.
Разговора не получилось, ты не услышал моих опасений, которые совсем не беспочвенны. Наши актеры привыкли работать с тобой, не возражая, привыкли к тому, что ты можешь оскорбить или вдруг оказаться грубым, к требованиям дисциплины, иногда граничащим с самодурством. Я просто не представляю, как ты сумеешь сладить с Мэрилин Монро, которая известна полным отсутствием дисциплинированности. Она будет продюсером, потому ни возразить, ни обругать ее ты не сможешь.
Но ты уже все решил, английской славы и популярности мало, нужна всемирная, пора завоевывать Голливуд, который, если дело идет обо мне или ком-то другом, ты порицаешь. Я уже не удивляюсь – привыкла. Мои «Оскары» – ничто, подпорка для двери, твой – заслуженное признание гения. Обычно Голливуд – сборище бездарей и коммерсантов, но если туда приглашают тебя, он становится достойным пристанищем таланта.
Хочешь лететь в Америку и договариваться с Монро – лети, хочешь снимать – снимай, только потом не жалуйся. Я прекрасно понимаю, что будешь жаловаться, но ничего поделать не могу, остается только заниматься своими делами. Мы перестали быть не только семейной парой, мы и театральной быть перестали. Остается лишь игра в пару Оливье – Ли перед журналистами. Это внутренне коробит, но я играю. Зачем? Неужели я верю в то, что восстановление возможно?
Возрождается только птица Феникс, все остальное гибнет безвозвратно, тем более любовь. Но верно говорят, что надежда умирает последней, пока есть хоть малейший шанс, мы будем старательно изображать дружную пару. Ларри, а тебе это нужно?
Я сейчас понимаю, что для меня эта игра – бегство от окончательного поражения, вернее, попытка скрыть поражение от всех. После стольких лет адюльтера, стольких надежд и громких заявлений о непременном торжестве любви, после психушек и скандалов вдруг развестись… Это равносильно признанию перед всем миром, что я упорно лезла в большую кучу дерьма, старательно закрывая глаза и нос и не слушая предупреждений, что впереди, хотя мне со всех сторон кричали, чтобы была осторожней.
Это не просто жизнь с крепко зажмуренными глазами, это еще и уши с ватой. Наш развод для меня был бы крахом всего, ты прав. Именно для меня, ты нашел бы способ выплыть, встать на ноги, доказать, что я висела на твоих ногах гирей, и, освободившись, ты только прибавишь в таланте и возможностях. Я ничего доказать не смогу, потому что больна душевно и все об этом знают. Меня просто затравит тот же Трайнен, и ты, дорогой, пальцем не пошевелишь, чтобы его приструнить. Зачем, если нападки Трайнена, как всегда, работают на твою популярность?
Видишь, Ларри, я все прекрасно понимаю, я даже знаю, что развод будет, только не знаю когда. Я вижу все наши проблемы, не вижу только выхода из них для себя, а потому послушно играю самую трудную роль в своей жизни – роль супруги гениального Лоуренса Оливье.