Вивьен Вествуд

«Дело в том, что я встречалась с мальчиком, он мне нравился, и окрестности Манчестера тоже нравились. На самом деле мы не настолько сильно любили друг друга или что-то в этом роде, нет, я вообще-то не была так уж сильно к нему привязана. Мы были знакомы всего несколько месяцев. Он был невероятно милым, обаятельным молодым человеком. Так что даже признание в том, что я не так уж сильно была к нему привязана, – что-то вроде предательства. Он был очень приятным. Очень красивым. Он из тех людей, которые всегда излучают дружелюбие. Надеюсь, он не будет против, если я скажу, что его звали Джимми Грант, он был курсантом полицейского училища и жил довольно далеко, на другом конце Манчестера, в Чаддертоне. Мы познакомились, когда я по субботам работала в одном из магазинов «Вулворт» в Манчестере. Туда всегда заходили молодые парни, пытавшиеся нас закадрить, меня и мою подругу, и спрашивали: «Хочешь пойти сегодня на танцы? Будут танцы в такой-то школе, где учится такой-то». И мы ходили с ними. Так я и познакомилась с Джимми Грантом и его другом. Оба они учились в полицейском кадетском училище. Но они никогда – боже упаси! – нам напрямую не говорили, что они полицейские.

На нашем первом «свидании» он настоял проводить меня до дома. А сам жил в 20 милях от меня. Он сказал, что обратно поймает машину. А еще он категорически настоял поехать со мной до дома на последнем автобусе. На улице лило как из ведра, а мой зонт он взять отказался, ведь с зонтом ходят только неженки. Это засело в моей памяти, потому что Джимми Грант шел всю дорогу обратно под проливным дождем. Не знаю, надеюсь, его форма не испортилась, наверняка он сумел ее отжать. Но как сейчас вижу Джимми, шагающего пешком, подняв воротник. Вряд ли мы были влюблены друг в друга. Думаю, я и тогда это понимала. И я не понимала, зачем ему понадобилось провожать меня до дома. Я все отговаривала его, но ему так этого хотелось. Таков был Джимми. Вообще-то переезд в Лондон оборвал наши с ним отношения. Я всего раза три приезжала к нему.

Так вот, Лондон мне с самого начала не понравился. Первое, на что я обратила внимание, когда переехала, – что люди должны заранее планировать, когда встретятся. Нельзя было просто появиться где-то и проводить время так же, как в окрестностях Манчестера. Помню, я как-то пошла на танцы одна – я любила танцевать, – и всего один раз я с кем-то танцевала, а потом осталась совершенно одна: со мной никто не хотел танцевать, потому что я танцевала иначе, у нас и вправду была какая-то другая манера. На танцах в Дербишире и Манчестере у нас все было устроено очень хорошо. Исполнялось три композиции, потом шел длинный проигрыш. Девушка говорила «Большое спасибо» и уходила к своим подругам или еще куда-нибудь, так что мне этот ритуал всегда будет больше нравиться. А когда я переехала в Лондон, в музыку и танцы пришли новые течения. Так что на танцах мне стало неловко, и я ушла. И ощутила тоску по дому. Лондон, казалось, не принимает посторонних. А вскоре после переезда на смену танцевальным залам с музыкальными группами и партнерами по танцам пришла мода на клубы, и все стали танцевать поодиночке в этих темноватых залах. Нельзя было даже толком разглядеть, кто во что одет, а это мне никогда не нравилось. А еще я всегда любила с партнером поговорить. Мне не нравится просто танцевать в темноте, не видя людей. Мне сразу не понравился клуб «Ронни Скотт» и прочие подобные места, и вообще модерн-джаз мне тоже не нравился. Мне нравился рок-н-ролл. Я его обожала. Но в тогдашнем Лондоне все начали увлекаться модерн-джазом, а я никогда особой любви к нему не питала.

Вивьен в 15 лет на отдыхе на острове Мэн

На самом деле отношение к Лондону у меня изменилось благодаря двум вещам: во-первых, я порвала с Джимми, съездив в Манчестер, во-вторых, поступила в Школу искусств в Харроу. Итак, наступила весна 1958 года, мне 17 лет, и я учусь в художественной школе. Поступила в апреле, а летом уже бросила. Я проучилась там только один семестр на подготовительном курсе. А по пятницам я ходила на курс по моделированию одежды. Это был предмет по выбору. Наша преподавательница была человеком известным, ее звали Мэгги Шеперд. Я видела, как девушки два или три года ходили только к мисс Шеперд и выполняли у нее дипломную работу – шили платья. Очень красивые платья. А я просто до смерти хотела шить платья. Этим я и мечтала заниматься.

Прежде я уже шила себе сама – все, кроме пальто. Еще в школе мне хотелось шить себе какие-нибудь по-настоящему модные вещи и иметь возможность их носить. Но нам это не дозволялось, нас заставляли сидеть над набросками, и, по правде сказать, мне это просто наскучило. Хотелось сделать что-то настоящее.