Vivuszero

 - Да и как же ты рассчитал свои силы? Так же рассчитал как Венделем, что кроме горстки неудачников, и стервозной шлюхи рядом с тобой никого нет. Расскажи напоследок, хочется восхититься твоим нечеловеческим гением!

 - Смейся, смейся! Не долго осталось. Я бы тебя может и взял с собой, но не их! – и он плюнул в сторону Стоуна, - Я собираюсь в Вивуссити. Есть такая колония в четырех секторах. Там Вавилон, конечно, не жалуют, но что-нибудь придумаем. Это более реально, чем то, что ты собирался сделать. Тем более, что половину пути мы уже преодолели, благодаря тебе. Нам нужны обе машины, ничего личного. Повторюсь, ты Суворов мне симпатичен, но после свершившегося, ты вряд-ли захочешь иметь со мной дело. Лена говорила, ты их даже друзьями называл, так что не обессудь, на своё теперешнее положение. Друзей нужно уметь выбирать! Гуманней, конечно, было бы тебя убить, но ты говорил, что-то о доброте душевной. Так что имей её в полной мере здесь и  сейчас! – он остановился и хищно оскалился, -  У обломков напротив мы оставив пару рационов, воды, винтовку, два десятка патронов и так уж и быть обрез, из него удобней застрелиться.

 - Я поражен твоей добротой Ковальский. Такую сволочь, как ты нужно поискать! Ты просто боишься меня убить. Ты трус Ковальский, вот и всё. Ты подонок! И знай, перед смертью, последний о ком ты подумаешь, буду я. Такое скотство не забывается. – выпалил я, ненависть переполняла тело через край, затушив боль и остальные чувства, казалось, ещё немного и я испепелю его одним взглядом.

 - Ты, наверное, о совести. Есть такая легендарная субстанция. Но ты не первый на моём счету. Я с этим справлюсь. – Ковальский встал и отряхнул плащ, - Запомни и подумай перед смертью. Я сильный! Да я подлый, да бесчестный, да трусливый, но такие как я и выживают. Мы прячемся за чужими спинами, бьём из-за угла, интригуем, обманываем, крадём. Это и есть сила, поэтому мы и выигрываем.  А такие как ты, кто помогает каждому встречному и поперечному просто так, слабы. Вы погибаете от рук спасённых и не понимаете почему. Жить, будучи кому-то обязанным, крайне тяжело, такие как ты одним своим существованием напоминают: «Ты мне должен! Ты мне обязан! Ты живёшь благодаря мне». Вот и всё, теперь я тебе не должен. Прощай Суворов, пусть у тебя будет лёгкая смерть, вспомни про обрез. – Ковальский развернулся, и натолкнулся на Лену, я её и не заметил, слушая монолог негодяя.

 - Я поговорю с ним! – сказала она дрогнувшим голосом.

 - Быстро, иначе уедем без тебя. Учти он тут тебя шлюхой называл, так что не распускай нюни. Ты не единственная дырка на Вивусе. – ответил Ковальский и не оборачиваясь ко мне пошел к броневику.

 - Извини, что так получилось. Но то, что ты собирался сделать – полное безумие! Ковальский думает реальней. Прости!

– Ты всё знала все эти дни! Ты всё знала этим утром, что готовиться убийство… И ты молчала. Иди Лена, я надеюсь, Ковальский доберется до колонии людей, и не сдаст тебя в бордель. То, что я говорил  - правда, это место существует, я был в башне и у нас был шанс хоть что-то изменить. Я люблю тебя, и влюбился ещё на арена. Прощай!

Её глаза расширились и наполнились слезами, с всхлипыванием она проговорила:

 - Всё равно ничего не изменить. Прости! Я тоже люблю тебя!  Я дура и шлюха, в этом ты прав! Прости! Мы всё равно скоро встретимся. – на последних словах она развернулась и побежала к ховеру, бросив рядом со мной широкий и короткий нож. Видимо именно им она разворотила горло Лиз.

Машины развернулись и завиляли между обломками. Я остался один. Наступила тишина, тревожная тишина.

Глава 23. Исповедь машины.

Разрезать таким ножом веревки было чистым мучением. Хорошо хоть руки связали  спереди, а не сзади. Сломав зуб, и полоснув пару раз по руке, я всё же разделался с путами и подполз к Стоуну. Он был еще жив. Сердце еле билось в могучем теле, а вот Африка отправился на тот свет. Я даже не стал проверять его пульс. Многочисленные пулевые раны, красноречиво говорили о храброй смерти неразговорчивого великана.

Ковальский не обманул, в условленном месте  я нашёл винтовку, девятнадцать патронов, один погнутый магазин, обрез с пятью выстрелами, многострадальный патронташ, канистру с водой и пищевой рацион. Захотелось взвыть от отчаяния. Теперь я понимал Моргана. Первой мыслью было добить друга, а затем застрелиться самому. Ночь мне не пережить. На свалке слишком много убежищ, где притаились сотни хищников.

Я заплакал, просто зарыдал как корова. От отчаяния, от жалости к себе, от ненависти к Ковальскому, от предательства. Стало легче. Не намного, но легче. Руки потянулись к обрезу. Я вставил две толстые тяжелые гильзы, и лёг на землю. Из обреза легко застрелиться, главное надежно. Но сперва стоило позаботится о Стоуне. Он так и не пришёл в сознание. Мне не хотелось за него решать.

Вновь закипела злость, запульсировала по венам. Я крикнул Вивусу: