Виза в пучину (ЛП)

Мартин с интересом слушал диалог то ли преподавателей вузов, то ли ученых. О пророке Заратустре он читал в работах Фридриха Ницше, которым серьезно увлекся на третьем курсе университета. В своих тезисах этот немецкий философ писал о Заратустре как о проповеднике идеи «сверхчеловека». Ницше утверждал, что определяющей силой в природе и обществе является воля. Ход истории, по мнению немецкого философа, зависит от воли одиночек, стремящихся к власти. «Воля к власти», по Ницше, — главный побудительный мотив поступков и образа жизни «сверхчеловека» — «человека-зверя», «белокурой бестии», стоящей «по ту сторону добра и зла». Заратустра, по мнению Ницше, и был сверхчеловеком. Если бы природа не отпустила одной личности столько доброй жизненной энергии, сколько она вселила, скажем, в За-ратустру или Будду, Иисуса Христа, Мухаммеда, Моисея, то они не сумели бы выделиться среди своих современников, не стали бы мессиями. Природа наделила этих пророков сверхкачествами, сверхчувствами, которые и позволяли им выходить к людям с новыми идеями, предсказывать будущее, воодушевлять людей, вести их за собой.

Втайне от других Мартин считал себя сверхчеловеком, поэтому изучал Ницше, и Шопенгауэра, и всех других ученых, которые проповедовали культ сильной личности. Разговор соседей по столику настолько заинтересовал Мартина, что он забыл о своих невзгодах и внимательно слушал диалог представителей ученого мира.

— Я должен обратить внимание, — подчеркнул профессор, — на одну весьма характерную особенность: все пророки, основатели великих религий — выходцы из стран Востока. Будда жил и проповедовал в Индии. Моисей родился в Египте. Иисус Христос явился на белый свет в Вифлееме, близ Иерусалима. Мухаммед родился в одном из знатных городов Востока — Мекке. Не стал исключением и Заратус-тра. Его родина — древний Хорезм. Да иначе и быть не могло: великий человек всегда является там, где дух природы наиболее концентрирует свои начала. Такой чудотворной землей являлся Хорезм, что означает в переводе «Солнечная земля». Древний Хорезм, как утверждают персидские наскальные надписи и древние рукописи Греции, Китая и других стран, слыл весьма процветающей страной с высоко развитой материальной и духовной культурой.

Профессор оборвал свою речь, задумчиво посмотрел на собеседницу, улыбнулся и мажорно произнес:

— Дней пять назад я ходил по этой священной земле. — Он поднял к небу глаза, в которых сквозили гордость и восхищение.

Мартин сетовал на громкую музыку, которая накатывалась с эстрады и захлестывала зал ритмичными звуками, скрадывая фразы ученых.

— О, Хайнер, — воскликнула женщина, — ты посетил места древней цивилизации?!

— Да, Ани. Я видел знаменитый Регистан в Самарканде, древний комплекс «Чор-Минор» в Бухаре и знаменитый Чель-пык — храм бога огня, который находится на территории Хорезма и в котором творил Заратустра…

— Ты меня заинтриговал этим пророком, — улыбнулась она. — Расскажи о нем подробнее?

— Притягательная звезда Заратустры зажглась на стыке четвертого и пятого веков до нашей эры. Это отнюдь не случайность. Давно стало закономерным: в каждый переломный период развития человечества появляются такие личности, которые концентрируют в себе новые идеи и своим примером, своей праведностью, своими проповедями укореняют их в сознании народов. Эти личности, пророки или государственные деятели, концентрируют в себе судьбоносные новшества, надолго определяющие пути стран и народов.

— Какому богу преклонялись люди, живущие тогда на этой территории? — Она встряла с вопросом и тут же извинилась: — О, Хайнер, я прервала тебя. Ради Бога, прости!

— Зачем же извиняться, Ани, — улыбнулся профессор. — Я ценю твое любопытство. Итак, в Иран, Хорезм, Вавилон ассирийцами-завоевателями и их жрецами был привнесен бог Молох. Ему повсеместно возводились храмы, куда приносили в жертву детей и взрослых. С особым рвением жрецы исполняли кровавый ритуал тогда, когда начинались войны или на народ обрушивались засухи, голод, чума. В те трудные времена Молох собирал ужасную «жатву». И чем отчаяннее было положение, тем ненасытнее становился Молох, тем щедрее одаривали его жрецы…

Он прервал свой рассказ, прислушался к мелодии и неожиданно проговорил:

— Дорогая Ани, я люблю медленный танец. Разреши оторваться от кровавых картин прошлого и пригласить тебя на танго.

— С великим удовольствием, Хайнер. — Улыбка осветила ее лицо, и она торопливо поднялась, взяв под руку профессора.

Мартин сидел под впечатлением исторического диалога. Оно, это прошлое, сомкнулось вокруг него, словно забытый сон в гулком зале кинематографа, и кровавое месиво проплывало вокруг. Он пытался представить себе кровожадного Молоха, но образ расплывался. Зато его любимый Ницше предстал перед глазами четко и ясно и шептал ему о культе сильной личности, который утверждал себя в противовес реально существующим общественным отношениям и моральным нормам. Эта сильная личность не признавал ничего и шла к своей цели, сметая все на своем пути…