Византия сражается

Сережа был совершенно голым. Это не выглядело чем-то необычным – в те времена среди мужчин было принято вместе посещать баню и купаться обнаженными. Меня встревожило другое – его член раскачивался перед моим лицом, поскольку Сережа как будто никак не мог залезть на свою постель. Поезд начал двигаться немного быстрее, но мой спутник раскачивался надо мной совсем не из-за этого, его горячий, напряженный член касался моей шеи и плеча. Он начал извиняться. Я, конечно, будучи в замешательстве, ответил, что ничего страшного не произошло. Он сел на край моей кровати, как будто приходя в себя, и сжал мое плечо.

– О Дима. Какой ужас! Все хорошо?

Я сказал, что у меня все в порядке.

Он коснулся пальцами моей руки.

– Мне очень жаль. Я совсем не хотел испугать тебя.

– Я не испугался, – ответил я.

– Но я вижу, что ты расстроен.

– Нисколько.

– Ты стал таким строгим. – В глазах Сережи блеснули слезы.

– Тебе совершенно не нужно извиняться.

– Ах, но я хочу извиниться. Я чудовище. Ты понимаешь?

– У тебя исключительно благородная профессия. Русские всегда были великими танцорами.

Это, казалось, огорчило его. Что-то проворчав, Сережа выпрямился и медленно забрался на свою койку. Вскоре я услышал какой-то шум и понял, что он начал мастурбировать. Чувствуя какое-то оживление ниже пояса, я и сам слегка поразвлекся.

Я заснул, а когда проснулся, почувствовал какое-то неудобство. Было темно. В поезде царила полная тишина. Похолодало. Я оказался прижат к стенке вагона – Сергей улегся на мою койку. Когда я попытался шевельнуть затекшей рукой, в темноте зазвучал его низкий, медленный голос. Я почувствовал, как моего лица коснулось несвежее дыхание.

– Мне показалось, что тебе холодно, и я решил согреть тебя.

– Здесь недостаточно места для двоих.

– Ты замерзнешь. – Сережа положил руку мне на плечо. Он вспотел.

Я подумал о том, могли ли выпивка и кокаин вызвать такую форму безумия.

– Мне очень неудобно, – сказал я.

– Я могу обнять тебя.

– Спасибо, Сергей Андреевич. Не стоит меня обнимать.

– Я должен.

– Вовсе нет. Разве в купе так холодно?

– Поезд стоит. С отоплением что-то не так. Мы застряли среди снегов.

Я сопротивлялся. Он попытался одолеть меня.

– Ценю такую заботу, Сергей Андреевич, но мне в самом деле больно.

– Я люблю тебя, – произнес он.

– Что?

– Ты знаешь, что любишь меня.

– Все люди – братья, Сергей Андреевич. Но мы почти не знаем друг друга.

Я попытался переползти через него. Мои руки коснулись ковра. Я почувствовал, как его рука скользнула по моей спине вниз и начала поглаживать задницу.

– Ты прекрасен, – заявил он.

– Я позову проводника! – воскликнул я, затем встал и зажег светильник. – Немного черного кофе – и все снова будет в порядке.

– Что ты знаешь о мужчинах? – Свет озарил крупную фигуру Сережи. Он впился в меня взглядом, прищурив глаза. – Зачем ты играешь в такие игры? Давай, вызови проводника. Сделай так, чтобы я отправился в тюрьму.

– В тюрьму? – Я был озадачен. – Почему?

Он не мог отправиться в тюрьму за то, что пытался согреть меня в постели. Я, конечно, подозревал, что он хотел заняться со мной любовью, но мне не хватало опыта, чтобы быть в этом уверенным.

Он посмотрел на меня – грустно и в то же время с признательностью.

– И на том спасибо.

Я еще в Одессе усвоил правила деликатного поведения, так что не стал развивать тему. Однако мне хотелось избавиться от гнетущей атмосферы, царящей в купе, поэтому я надел халат и тапки и отворил дверь.

Он замер:

– Что ты собираешься делать?

– Размять ноги, – сообщил я. – Подышать свежим воздухом. Полагаю, тебе стоит вернуться в кровать, Сережа.

– Спасибо.

Когда я уходил, он начал карабкаться на свою койку.

Прохаживаясь по коридору и рассматривая серые снежные заносы сквозь заледеневшие окна, я чувствовал одновременно и смущение, и ликование. Похоже, Сергей Андреевич теперь мой должник. Я был готов воспользоваться этим при первой же возможности, хотя пока еще не знал, как именно. Меня некому защитить, и в Санкт-Петербурге мне следовало полагаться только на себя, и чем больше друзей с хорошими связями я смогу отыскать, тем лучше пойдут мои дела.

Стоя у окна, я увидел, что в дальнем конце коридора появилась тень; по направлению ко мне медленно шла молодая женщина в красно-зеленом платье, с аккуратно уложенными темными волосами. Она была немного старше меня, круглолицая и приятная, с овальными карими глазами и крупными ровными зубами. Незнакомка улыбнулась мне:

– Не можете заснуть?

– Мне показалось, что я задыхаюсь. – Я кивнул в сторону своего купе.

– Я путешествую с моей ужасной старой няней, – прошептала девушка, – настоящей крестьянкой, хоть и из Шотландии. Она сохранила тамошние привычки. Тьфу!

– Привычки?

– Она все время говорит по-английски. Во сне.

– Вряд ли это можно назвать крестьянской привычкой, – удивился я.

– В Англии – конечно, не правда ли?

Эта встреча показалась мне столь же нелогичной, как и предшествующая.

– В Англии тоже есть крестьяне, – сказал я. – Хоть и поблагороднее наших.

– Вы бывали в Англии?

– Мне знакома эта страна.

Это было правдой. Знакомство произошло прежде всего благодаря капитану Брауну и «Пирсону».