Возвращение Ираклия в Константинополь было исключительно торжественным. На азиатской стороне Босфора, в Иерии, его встречала огромная толпа горожан, впереди которой были его сын Константин и патриарх, все с оливковыми ветвями и свечами. Прибыв в город, Ираклий устроил победное шествие по ипподрому, во главе которого шагали четыре трофейных слона. Но самым волнующим стал праздник победы, устроенный в Иерусалиме весной 630 года, когда Ираклий прибыл туда с Животворящим Крестом, чтобы вернуть его в Святой город. Однако он также хотел свести счеты. Иудеи, часть которых помогала персам, были изгнаны из города и лишены права жить в пределах пяти километров от него. Христиане-несторианцы, секта, которой отдавалось предпочтение, когда город находился под властью персов, лишились своих храмов – их отдали халкидонитам. Однако эти карательные меры были не слишком жестокими. Ведь Ираклий мог позволить себе быть великодушным. Он добился того, чего так редко удается достичь с помощью войны, – безоговорочной победы после многих лет, когда поражение казалось неизбежным. Мало кому из правителей доводилось испытать на своем веку такое торжество. И мало кому доводилось так быстро и безвозвратно потерять все завоеванное, как это случилось с Ираклием.
Едва закончились празднества, как начали приходить сообщения о нападениях арабов на сирийскую границу. Однако в Константинополе их восприняли не слишком серьезно. Арабы часто совершали набеги в поисках добычи, и это было задачей наместника – собрать силы и изгнать их. Так, весной 529 года арабы добрались до предместий Антиохии, но под напором византийской армии быстро ретировались. И вообще, арабов, хоть они и доставляли неприятности, не считали серьезной угрозой. Они были разделены на небольшие племена и потому не могли собрать большое войско, как персы и авары. Кроме того, они постоянно враждовали друг с другом, и на это уходили их основные силы. Бороться с ними можно было простым способом: заключить с каким-то из этих племен союз против персов и других арабов. И одно такое союзническое племя было – гассаниды. Его территории вдоль сирийской границы служили буфером против вторжений других арабских племен. Юстиниан приглашал их царя, христианина-монофизита аль-Хариса ибн Джабалу, в Константинополь в 563 году, а Ираклий в 624-м вторгся в Персию, имея среди своих воинов много гассанидов. Таким образом, византийцы традиционно общались с арабами точно так же, как с другими соседними народами, способными доставить проблемы. В любом случае у Ираклия были дела поважнее, чем участие в мелких стычках на границе.
Эффектная победа над персами и возвращение Сирии и Египта означали, что теперь византийскому императору предстояло взяться за решение проблемы, которая тревожила еще Юстиниана и его предшественников: добиться какого-то согласия между монофизитами и халкидонитами. Та легкость, с которой персы завоевывали восточные провинции в период с 613 по 619 год, отчасти объяснялась безразличием местного населения: оно не видело причин противостоять захватчикам и защищать власть, которая считала их веру ересью. Персы умело воспользовались этой ситуацией. Множество иерусалимцев-халкидонитов были убиты, а монофизитов не тронули. Теперь, когда персы ушли с этих территорий и в Александрии и Антиохии были восстановлены византийские наместники, нужно было добиться того, чтобы восточные провинции примирились с правлением из Константинополя. Эта проблема преследовала Византию на протяжении всего ее существования. При всей значимости Константинополя, способствовавшей спасению империи в момент кризиса, сконцентрированные там богатства и власть отталкивали окраинные территории, для жителей которых столица была далекой и чуждой. Императоры успешно налаживали отношения с иностранными захватчиками и привлекали их к защите империи, но добиться того же результата в отношении своих собственных монофизитов было куда сложнее.