Византийская армия (IV — XII вв.)

Традиция, оправдывающая ведение войны и направленная против врагов Римского христианского государства, заметна во многих контекстах, включая знаменитое восклицание «Крест победил!»[1603] Анонимный автор военного трактата VI в. выражает эти мысли достаточно ясно: «Я хорошо знаю, что война — большое зло и худшее из всех зол, но поскольку наши враги видят в пролитии нашей крови одну из своих основных обязанностей и высшую добродетель, <…> мы также решили написать о стратегии. Применяя ее на практике, мы сможем не только сопротивляться нашим врагам, но и одержать над ними победу» (Strat., IV, 9 — 14). Автор трактата о военном искусстве X в. замечает, что именно Христос «поразил силу и могущество потомков Исмаила», а в другом кратком обзоре военных походов, относящихся к тому же времени, утверждает, что они следуют примеру великого Константина, первого христианского правителя Римской империи (Velit., Praef.; Const., ТТ. В 3, 80–81). Даже в контекстах, не связанных с ведением военных действий, постоянно подчеркивалось, что дары монастырям, сделанные императором и другими лицами, тесно связаны с военными функциями императоров, божественной помощью военным предприятиям Империи и с молитвами, произнесенными ради победы ее армий[1604]. В военных трактатах авторы постоянно сообщают о помощи, оказываемой ромеям Господом, под защитой которого (равно как и под защитой Девы Марии) сражаются его воины. Идея, выраженная в начале трактата «О боевом сопровождении», вовсе не была необычной (Velit., § 24, 8; 58 — 9). Трактат X в. об управлении Империей, приписываемый императору Константину VII Багрянородному, относит основные черты византийских обычаев и церемоний к Константину Великому. Причем, что очень важно, в эти традиции верили даже те, кто их не принимал (Const., Adm., § 13. 32–33, 48, 76, 111). Сообщения Лиутпранда Кремонского о двух его посещениях византийского двора в середине X в. совершенно определенно иллюстрируют это положение (Liutpr., I, 11). В любой области общественной и частной жизни византийцев все объяснялось с точки зрения божественного Провидения и было оправдано ссылками на волю и предначертания Господа. В контексте военных событий это становится особенно очевидным во время празднования императорских триумфов, в которых участвовали двор и высшая бюрократия, а также священнослужители ряда церквей. Императорские чиновники устраивали аккламации в честь императора во всех ключевых пунктах торжественного шествия, процессия часто останавливалась в церквях для молитвы, происходило распределение военной добычи, демонстрировались пленники и добыча, и во всем этом светские дела сочетались с христианскими обрядами[1605].

Таким образом, связь между христианством и ведением военных действий, выражавшаяся в борьбе избранного народа, ведомого избранным Господом императором, который стоит во главе своих армий (часто их называли ??????????? — находящимися под защитой Бога), становится совершенно очевидной. В этом смысле, любая война была связана с христианством и христианской Империей, а потому выделение какого-либо особого типа «священной войны» становилось не только ненужным, но и бессмысленным. Это подтверждается тем обстоятельством, что желание мира и сожаление по поводу неизбежности войны является постоянным мотивом императорской и церковной пропаганды и поддерживается постоянным упоминанием о помощи Господа, которую получали византийские армии. В «Стратегиконе» подчеркивается, что успешное ведение войны без помощи Бога становится невозможным. «Мы требуем от военачальника, пишет Маврикий, — чтобы главной его заботой была любовь Господа и стремление к справедливости. Основываясь на этом, он будет стремиться завоевать расположение Господа, без которого невозможны ни исполнение любого плана, сколь бы совершенным он пи был, ни победа над любым врагом, сколь бы слабым он ни казался» (Maur., Prooem.).