Христианская конница гналась за неприятелем неотступно. Чтобы попасть на другой берег полноводной реки — нового русла, следовало преодолеть брод, такой глубокий, что местами приходилось не идти по нему, а плыть. Эта переправа задержала конников, и, когда те выбрались на берег, турки успели уже добежать до древней крепости и скрыться за сохранившейся стеной.
Герцог Македонский придержал коня и, разглядывая развалины, сказал:
— Сеньоры, я полагаю, разумнее нам было бы остановиться. Эта крепость сильно мне не по душе.
Герцог де Пера тотчас возразил:
— Чем же она вам не по душе, сеньор Диафеб? Это просто гора развалин, и мы легко выкурим турок оттуда!
— Господь с вами, сеньор герцог! — сказал Диафеб горячо. — Я всего лишь год с ними сражаюсь, и то знаю, что они горазды на всякие хитрости.
— А я сражаюсь с ними всю жизнь, — язвительно отвечал герцог де Пера, — и лучше вашего знаю, как они трусливы. Вы ведь и сами видели, что при первой же неудаче они обращаются в бегство.
— Согласно их воззрениям, такое бегство — не позор, — сказал Диафеб, из последних сил пытаясь уладить дело миром. — Ведь они только о том и помышляют, чтобы заманить нас в какую-нибудь ловушку.
— Сдается мне, вы еще трусливее, чем самый подлый и трусливый турок! — воскликнул герцог де Пера, нетерпеливо дергая поводья своей лошади. — Вперед, вперед! Выбьем их из этих руин! Они даже не смогут закрепиться там как следует.
— Пока мы переходили брод, мы потеряли много времени, — урезонивал его Диафеб. — А потом так бешено скакали вслед за врагом, пытаясь наверстать упущенное, что оставили позади всю нашу пехоту. Поглядите-ка на ту рощу, в полумиле от крепости. Кто помешал туркам спрятать там свою конницу? Как хотите, сеньор герцог, — заключил Диафеб Мунтальский, — но я не желаю штурмовать эти камни, чтобы бесславно сложить здесь голову неизвестно ради чего.
И он уже повернул коня, чтобы уехать.
Герцог де Пера ядовитым тоном произнес ему в спину:
— Я давно уже понял, что для брегонца сражаться ради свободы и славы Византии означает «сложить голову неизвестно ради чего». Езжайте себе прочь! Греческие бароны и без вас решат свое дело с турками. Ведь Греция — наша родина, и каждый камень для нас здесь — святыня. Ну а вы и святынь-то не знаете!
Диафеб сильно втянул воздух ноздрями, молясь про себя только о том, чтобы не зарубить ему герцога де Пера на глазах у всего христианского воинства.
А герцог де Пера, как на грех, продолжал:
— Проявите же благоразумие, любезный сеньор Диафеб, и бегите отсюда! Положим, вы опрометчиво решили принять участие в наших жестоких битвах, — ну так исправьте эту ошибку и ныряйте поскорее под юбку к своей жене.
Диафеб скрипнул зубами. «Я не должен отвечать на оскорбление, — думал он отчаянно. — Если я сейчас раскрою рот, то скажу что-нибудь лишнее, и закончится тем, что мы передеремся между собой на радость врагу!.. Нужно сказать что-нибудь примирительное…»
И тут он услышал собственный голос:
— Молчали бы, старый дурак! Весь седой, а так ничему и не научились! И графу де Сен-Жорди позволили погибнуть так глупо. По-вашему, в Византии переизбыток баронов, чтобы так разбрасываться христианскими жизнями? Самого Господа бы стошнило слушать ваши речи! Предупреждаю: если меня убьют раньше, чем вас, дух мой, покинув тело, будет в ярости преследовать вас по всей земле, куда бы вы ни скрылись!
Тут несколько баронов бросились к обоим предводителям и растащили их в разные стороны. Некоторое время они удерживали спорщиков за руки; затем герцога де Пера отпустили, а Диафеба — нет, потому что он был весь красный и дышал так тяжело, словно только что вышел из трудного поединка.
Герцог де Пера сказал громко:
— Кто намерен идти на врага — следуйте за мной! А кто струсил — оставайтесь.
И первым помчался в сторону крепости. Большинство поддалось порыву и поскакало вслед за ним, в том числе и Диафеб, герцог Македонский, которому совершенно не хотелось прослыть трусом.
Они добрались до развалин, где турки встретили их градом стрел. Некоторые лошади были ранены и сбросили седоков или упали вместе с ними. Остальные рыцари устремились к пролому в старой стене, откуда навстречу им выбежали с пиками наперевес турецкие пехотинцы.
Диафеб наносил удар за ударом, рубя с седла кишащую внизу турецкую пехоту. Перерубая пики, рассекая сухожилия и снося с плеч головы, герцог Македонский уже начал без всякой неприязни думать о герцоге де Пера и о его стремлении ввязаться в битву с врагом во что бы то ни стало.
Тут он заметил самого герцога де Пера, закованного в мощную броню. Его осаждали, точно крепость, сразу пять турецких пехотинцев: двое пытались совладать с огромным рыцарским конем, один тянул герцога за ногу, намереваясь сбросить его на землю, а еще двое норовили ударить его пиками.
С громким криком Диафеб устремился на помощь своему сопернику и одним махом вывел из строя сразу двух турок: одному он разбил голову, а другому разрезал спину почти до самых ребер.