Византийская тьма

Рассказывать немного. Типичный академический юноша, выпускник университета. Прошел военную подготовку, оставлен при кафедре археологии. За какие заслуги? Сказать трудно, но особых связей у него, по всей видимости, не было. Так, за энтузиазм, да и парень он скромный, очкарик. Был в аспирантуре, правда, не защитился. Блажен, кто смолоду был молод, блажен, кто вовремя созрел.

Родители? Оба тоже сэ-эн-эсы, только из технарей. Сээнэсы — это старшие научные сотрудники, элита, цвет нации. Они в разводе, но Денис узнал об этом, только получив школьный аттестат. Да, да, как видите, родители его тоже образцовые.

— Да, да, — поддакнул майор, беря меня под локоть, и со стороны казалось, два курортника гуляют не спеша. — Да, да, конечно, но одна, казалось бы, пустяковая деталь смущает меня во всей этой детективной истории. Скажу вам доверительно, пограничники сообщили: как раз в ночь исчезновения вашего образцового очкарика на траверзе райцентра замечена вражеская подводная лодка. Ну, не вражеская, конечно, — иностранная, НАТО. Теперь вы представляете, логика проста. Они имеют манеру таким образом забирать своих агентов.

Денис — иностранный агент? Как же он должен был агентовать, этот простецкий парень? Да и очкариком-то я его шутя именовал. Он стыдился очков, почти их не носил. Зато все девки в экспедиции были в него повально влюблены, тем более что он холостой, а наши археологини, как, вероятно, археологические девы во всех странах мира, постоянно пребывают в критическом возрасте. И совсем он какой-то несовременный, без обязательной бороды, без протертых джинсов, без назойливого рока на устах.

— Нет, нет, не впадайте в панику, — угадал мой собеседник. — Эту версию я как раз отвергаю. Если судить по протоколу первичного осмотра места, где была обнаружена одежда подозреваемого… В этом, на вашем языке, эргасте… эргастирии чаровника…

— Эргастирий чародея, — пришлось мне уточнить.

— Вот-вот, эргастирий чародея, в трехстах пятидесяти метрах от кромки моря. Там сплошные дюны и ползучий кустарник, под песком везде следы древних сооружений. Извините, дорогой, но ночью человек в акваланге даже с посторонней помощью не станет перебираться через это пространство. Да и зачем это ему? Переодеваться в полуразрушенном эргастирии и потом переть через эти триста пятьдесят метров! Не проще ли — ведь это происходило ночью — спокойно переодеться в ивняке у кромки моря? Что и делали, кстати, под самым носом у пограничников все, ушедшие этим путем до вашего Дениса!

Я старался представить себе Дениса, этакого типичного «Архиолуха» (была у нас такая ядовитая стенгазета), в громоздком акваланге, похожем на рыцарский панцирь. Да он и плавать боялся при волне, хотя стыдился признаться в этом.

— Но главное опять же не в этом, — майор для выразительности замедлил шаг. — Главное, как у Шерлока Холмса, в одном простом дедуктивном рассуждении. Ни один нормальный мужчина, если он не с женщиной или не в бане, сняв с себя хоть абсолютно всю одежду, никогда не сбросит плавки…

За стеной тумана дышало невидимое море, а серая мгла на небе начала рассеиваться, солнце то и дело бросало щедрые лучи, слышался еще какой-то глобальный шорох. Можно было предполагать, что это осыпаются капли по листве, но местный житель определил бы здесь другое. Это божьи коровки, их тут видимо-невидимо, их разводит местный колхоз, защищаясь от виноградной тли — филоксеры.

Тут невероятная дерзость меня одолела, что я могу объяснить только тогдашним предперестроечным настроением. Я и высказался:

— А может быть, божьи коровки его съели?

Майор засмеялся, оценив мою шутку. Мы прошли еще пару сотен метров, и перед нами открылся распадок меж холмов, а в нем крыша сооружения, именуемого «Эргастирий чародея», и фигуры сотрудниц, ожидающих моего возвращения.

Академика нашего постоянно кололи, что он в свои экспедиции старается не брать мужчин, все молодых женщин. Вот и в этой «Византийской Бореаде» сплошь были сээнэсы и мээнэсы — Алла, Вероника, Зоя и иже с ними, да еще куча студенток-практиканток. Но блистал среди всех, конечно, Денис, это я без всякой зависти говорю. Именно его личные результаты поехал докладывать за границу наш шеф (конечно, с сообщением и о самом вундеркинде).

Археология (как, вероятно, и всякая наука) чем-то похожа на карточную игру. Недаром цыганки шутят: «Наука умеет много гитик» — это волшебная фраза для карточных фокусов. В науке где уж повезет, там повезет. Я всю жизнь себе копаю, скоро уж и на пенсию, а не накопал столько, сколько наш вундеркинд за один только сезон.

Под кучей керамического мусора — где-то в самые поздние времена здесь была горшечная печь — он обнаружил весьма сохранившееся жилище эпохи византийского расцвета, которое сам же в шутку прозвал «Хижина колдуна». Дальше — больше, пошли поразительные находки, и в экспозиционный план этот раскоп попал под научным названием «Эргастирий (т. е. лаборатория) мистагога (т. е. чародея)».