По мысли Марка, цель и предел подвига в обожении. «Слово плоть бысть, чтобы и плоть стала словом». Господь уподобился нам, «чтобы и мы уподоблялись ему во всякой добродетели…» Искупление есть прежде всего избавление от смерти, «опустошение ада и смерти». Марк говорит всегда скорее о наследственности смерти, а не греха, и отрицает «необходимость естественного преемства» во грехе. Грех есть для Него всегда свободный акт воли, или «произволение». По силе первого грехопадения род Адамов становится смертным и тленным, — в этом его греховность, в этом первородный грех. Под смертностью Марк разумеет при этом не только нестойкость психофизического соединения и телесную смертность, но еще и тление самого произволения. Во всяком случае, спасение открывается только во Христе, и для каждого только чрез крещение, чрез крещальное обновление Духом. «Не ищи совершенства свободы в добродетелях человеческих, ибо совершенного в них нет, — совершенство сие сокрыто в кресте Христовом». Именно поэтому нетление должно быть усвоено и закреплено свободным подвигом и возрастанием в добре. Новые грехи снова отбрасывают человека в область смерти, — личными грехами человек снова вовлекает себя в необходимость смерти. вновь подвергает себя ее оброку и осуждению, становится смертным и тленным. Ибо угашает в себе обновляющую силу Духа. Отчуждает себя от крещальной благодати воскресения и нетления… «Святое Крещение совершенно и подает нам совершенство, но не исполняющего заповедей не делает совершенным». Ибо действует благодать в меру исполнения заповедей. «Самовластие» человека никогда не приневоливается. Человек и после крещения, где любит, там по своей воле и пребывает. И преподанная ему благодать открывается в нем «по мере делания заповедей и мысленной надежды…» В подвиге всего важнее «произволение» или внутреннее расположение сердца и воли, — «оправдывает» внутренний, а не внешний подвиг… Подвиг мысли или ума… Иначе, — молитвенный подвиг, чрез который восстанавливается в человеке образ Божий, силой благодати… «Чин христиан есть более внутренний». И все делание заповедей сосредоточивается в молитве, т. е. в обращенности к Богу, и в «мысленном уповании». Цель и предел подвига есть ведение (гнозис) и память о Боге, — «ад же есть неведение» и пагуба есть забвение. Ведение возможно только чрез очищение и собранность ума, — поэтому не только надлежит «затворять чувства» и не развлекаться внешними впечатлениями, но не следует припоминать с чрезмерным вниманием и прежних грехов или поползновений, чтобы не загрязнять своего воображения… Душа всегда тревожится помыслами и приражением соблазнов, но не в этом грех и нечистота. Грех во внутреннем внимании или интересе к искушающим образам, в «сосложении ума с ними «приражение помысла (оо) не есть ни грех, ни неправда, но свидетельство о самовластии нашей воли». Грех в согласии на грех… Потому и требуется чистота мысли, ее независимость от (внешних) впечатлений… В молитвенном собирании ум очищается, и обновляется от Святого Духа, — «приемлет в себя начертание Боговидного образа, облекается в неизреченную умную красоту Владычнего подобия и сподобляется богатств духовной премудрости…» Сердце очищается от всяких образов, ум становится «безвидным». И вступает тогда «в невидимое и невещественное место ведения», в «страну ведения». Это есть суббота суббот, — «духовный покой разумной души, которая, отвлекаясь умом даже от всего божественного, сокровенно заключенного в тварном, в восторге любви всецело облекается во единого Бога; и чрез таинственное богословие ум становится совершенно неотделимым от Бога…» Это предел бесстрастия и экстаза… И тот же идеал, что у Евагрия и у Нила.