Византийские портреты

Тогда Ирина пришла в ярость. Она оставила двор, бежала в Фессалоники и оттуда принялась шуметь и возмущать общественное мнение против императора, рассказывая первому встречному, "забыв страх перед Богом и стыд перед людьми", подробности своей семейной жизни в таких выражениях, которые "заставили бы покраснеть самую бесстыдную куртизанку". Она рассказывала это монахам, приходившим навестить ее, женщинам, окружавшим ее, писала об этом письма своему зятю, оскорбляя и издеваясь вдосталь над бедным Андроником, который не мог ничего возразить на это. "Ничто так легко не возбуждается, говорит нравоучительно один современник, - ничто так легко не прибегает к клевете, как душа женщины". Ирина доказывала это в более чем достаточной мере. Языком своим, "более звонким, чем погремушка", она все мутила и спутывала, "и сам Бог и целый океан были бы недостаточны,- пишет Пахимер, чтобы омыть от поношений и клеветы того несчастного, над кем она упражняла свой язык". Императору, как это легко понять, крайне наскучили все эти истории; но так как это был человек нрава кроткого, он всячески старался смягчить гнев своей супруги. Он осыпал ее деньгами, он предлагал ей долю власти в управлении, даже чрезмерную; и чтобы скрыть скандал, старался удовлетворять всем ее капризам. Но она, упершись на своем, не хотела ничего слышать, требуя настойчиво, чтобы прежде всего была обеспечена судьба ее сыновей. Чувствуя, однако, что в данном случае последнее слово за ней не останется, она, со своей стороны, работала над тем, чтобы, с помощью хороших браков, доставить им блестящее положение. И это явилось в императорской семье источником затруднений.

У Андроника был министр Никифор Хумн, которого он очень любил. Он задумал женить своего сына Иоанна на дочери фаворита, бывшего, помимо всего, крайне богатым. Но тут Ирина пришла в бешенство при мысли, что один из ее сыновей может жениться на девушке не царской крови. Она мечтала устроить его будущность совсем иначе; она думала женить его на вдове князя Ахейского, Изабелле Виллардуэн, что представляло ту выгоду, что таким образом латинская Морея вся целиком переходила опять в руки Палеологов; она думала образовать для него вместе с Этолией, Акарнанией и Эпиром независимое государство. Отсюда великие споры {372} императорской четы. Царь объявлял, что он отец и что его власть в доме выше власти матери. Ирина протестовала, настаивала. Однако в конце концов победа оказалась на стороне Андроника. В 1304 году он женил Иоанна согласно своим видам и назначил ему как резиденцию Фессалоники, вроде вице-королевства. Впрочем, молодой человек этим совсем не воспользовался: он умер четыре года спустя, не оставив детей.

В отношении своего второго сына, Федора, Ирина выказала не меньше забот. Она мечтала женить его на дочери французского герцога Афинского и дать ему средства основать княжество в Фессалии. План этот рухнул. Но очень кстати для молодого человека представилась другая возможность устроиться. В 1305 году умер Иоанн Монферратский, брат императрицы, завещав свои владения сестре. Ирина передала свои права сыну, и тот благодаря этому мог, согласно желанию своей матери, наряду с другими занять место владетельного князя. В своем пьемонтском маркизате Федор быстро преобразился. Он женился на итальянке, дочери генуэзца Спинолы, и вполне обытальянился. Он принял веру, обычаи, одежду латинян; он обрезал свою византийскую бороду и ходил, как люди Запада, с бритым лицом. Время от времени он в таком виде появлялся в Константинополе, обыкновенно когда приходилось платить долги, которые он делал, пользуясь слабостью родителей. Иногда так же, вдруг вспомнив, что он сын царя, он выражал некоторые притязания на императорское наследие. Но он до такой степени вполне стал чужд своей родине, что его восшествие на престол произвело бы на Востоке скандал, и Андроник с полным основанием смотрел на такое желание как на совершенно неосуществимое.