Такой брак должен был неизбежно плохо кончиться, тем более что Феофано, если и обладала множеством добродетелей, имела также и недостатки: была ревнива и при этом недогадлива и ненаходчива. Ей показалось, что она замечает, как ее муж продолжает ухаживать за дочерью Заутца, и тотчас молодая женщина побежала жаловаться Василию. Со своей всегдашней грубостью император устроил сыну страшную сцену: вцепившись ему в волосы, он повалил его на пол, бил кулаками и ногами, уча его, как быть верным жене. Затем, чтобы покончить с этим вопросом, он насильно выдал замуж Зою за некоего Феодора Гутцуниата, как ранее насильно женил сына, и льстил себя надеждой, что таким образом восстановил в семье мир. Можно легко себе представить, что первоначальная антипатия Льва к Феофано не стала меньше после этого события; и даже впоследствии, когда царь был в немилости и молодая женщина выказала полную преданность и любовь, выразив желание разделить с ним его заточение, семейный лад никогда больше не был вполне восстановлен. Лев мог, разумеется, испытывать некоторое уважение к жене, но он и впоследствии не полюбил ее. Во всяком случае, покуда был жив грозный Василий, внешнее согласие сохранялось между супругами. Но когда Лев стал императором и вполне свободным, положение довольно быстро испортилось. Феофано, кроме того, была женщина добродетельная, преданная добрым делам и заботившаяся прежде всего о любви небесной. "С болезненным пылом, - рассказывает ее благочестивый биограф, - августа заботилась о спасении своей души, пренебрегая как недостойной суетностью всеми удовольствиями мирской жизни. День и ночь возносилась она мыслью к Богу, молясь постоянно и читая псалмы; она непрестанно стремилась приблизиться к {130} Богу и через дела милосердия. Публично она облекалась в красоту и блеск, во все великолепие порфиры; у себя тайком прикрывала тело лохмотьями. Предпочитая всему жизнь аскетическую, она не придавала никакого значения прелестям обильного и роскошного стола; когда перед ней ставили изысканные блюда, она довольствовалась простой едой, состоявшей из хлеба и овощей. Все деньги, какими она могла распоряжаться, все свое состояние, которым так дорожат люди, живущие в миру, она раздавала бедным; великолепные свои одеяния она отдавала нуждающимся; она пеклась о нуждах вдов и сирот, обогащала монастыри, любя монахов, как братьев". Ночью она покидала свое царское ложе, покрытое великолепными, золотом шитыми одеялами, и ложилась где-нибудь в углу, на подстилке, покрытой грубой тканью, и каждый час вставала, чтобы молиться Богу. Такая женщина была святая, но она не годилась ни в императрицы, ни в подруги двадцатилетнему царю.
Смерть единственного родившегося от этого брака ребенка, маленькой Евдокии, последовавшая зимой 892 года, еще усилила разногласие между супругами. После этого несчастия Феофано стала печальнее, чем когда-либо, еще больше отвратилась от мира; и ко всему этому чрезмерное воздержание серьезно расстроило ее здоровье. "Император, - пишет биограф благочестивой царицы, - не мог больше надеяться иметь от нее другого ребенка, ибо тело ее, изнуренное и ослабленное духовным созерцанием, не способно было отдаваться наслаждению плоти". Естественно, что Льву все больше и больше надоедала жена, никогда ничего не доставлявшая ему, кроме неприятностей. С другой стороны, он не забыл подругу своей юности, и он решил взять Зою в любовницы.
Императрица была скоро об этом извещена, и так как, вследствие странного противоречия, эта святая женщина оставалась все такой же ревнивой, нелады императорской четы чуть было не перешли в полный разрыв.