Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.

Все эти религиозные особенности обнаружились во время осад Константинополя турками — первый раз при султане Мураде II и императоре Мануиле II Палеологе в 1422 г., второй — при султане Магомете II и императоре Константине XI Палеологе в 1453 г. Когда Мурад II осаждал Константинополь, то в его лагерь прибыл из Бруссы знаменитый дервиш Шейк-Букхари и привел с собой 500 других дервишей. Шейк-Букхари, славившийся предсказаниями, назначил день, когда город будет взят, и турки, настроенные дервишами, осыпали греков всевозможными оскорблениями: «Где ваш Бог, невежественные римляне? — говорили они. — Где ваш Христос? Где ваши святые, от которых ожидаете помощи? Завтра мы возьмем город и вас заберем и отведем в рабство, обесчестим на ваших глазах ваших жен и детей, ваших монахинь соединим с нашими “монахами”; по вере нашей наш пророк возвестил нам это как истину»· Когда турки, по сигналу, данному Шейк-Букхари, бросились на приступ, то отчаяние придало осажденным силы: все без различия пола и возраста, званий и состояний бросились защищать город, кто чем мог; в числе их были священники и монахи. Они воодушевляли друг друга словами: «Вперед, друзья, братья и сограждане! На бой за самих себя, за наших жен, наших детей, за свободу родных, отечества, этого великого города, а еще более — истинной христианской веры\» Приступ был отбит и турки удалились.[3090] Когда Магомет И двинулся к Константинополю, то «согласно с древними обычаями, улемы, шейхи и потомки пророка некоторое время сопровождали победоносного султана, молясь об успехе его армий; толпа чистых душ следовала за победным воинством; легионы духовного мира служили ему авангардом; и созерцатели Акшемседдин и Акбикдаде шли возле победных полков, умоляя благодетельное существо о помощи». После сорока дней осады в лагере османов распространился слух, что итальянский флот по морю и Ян Гуниад с войском по сухому пути идут на выручку города. Это произвело общее замешательство; партия мира требовала снять осаду и отступить. Но «мусульмане, по совету улемов и шейхов, продолжали низвергать в ров смерти большое число неверных, защищавших город. Улема Ахмед-Курани, шейх Акшемседдин и визирь Загтус-паша, которые разделяли настроение султана, воспротивились миру... Они сообщили войску об обещании пророка, заключающемся в словах: “Греция будет вашей добычей”, и объяснили, что необходимо употребить все усилия, чтобы оправдать следующее изречение Магомета: “Самая большая битва будет та, которая произойдет при взятии Константинополя”. Таким образом, мусульмане, приготовившиеся пожертвовать своей жизнью для пользы веры, день и ночь освещали поле битвы огнем своих мечей».[3091] Партия войны взяла перевес — и штурм назначен на 29 мая. Накануне этого рокового дня в Константинополе узнали, что на завтра назначен штурм. «Император повелел, чтобы священники, епископы и монахи, женщины и дети, со святыми и чтимыми иконами и божественными изображениями обошли стены города, со слезами восклицая: “Кирие елейсон!" и умоляя Бога, да не предаст нас по грехам нашим в руки врагов нечестивых и безбожных и беззаконнейших на всей земле, но да милостив будет к нам, наследию Своему». В присутствии вельмож и войска император сказал речь о том, что «необходимо предпочесть смерть жизни по четырем побуждениям: во-первых, за веру и благочестие; во-вторых, за отечество; в-третьих, за императора как помазанника Господня; и, в-четвертых, за родных и друзей». По окончании речи, все, как бы едиными устами, отвечали с рыданием: «Умрем за Христову веру и за отечество наше!» Затем император отправился в храм Софии Премудрости Божией и приобщился Святых Тайн; многие последовали его примеру и сделали то же в течение ночи.[3092] На следующий день христиане оказали геройское сопротивление, но не смогли устоять против неприятеля, во сто раз сильнейшего. Константинополь пал.

Религиозный оттенок, который так рельефно выступает в борьбе Византии с турками, составляет вообще характеристическую черту борьбы христианских народов с османами. Если в других случаях эта черта проявляется с меньшей ясностью и наглядностью, чем при осадах Византии, то это совершенно понятно ввиду того, что, с одной стороны, Византия была религиозным центром Православного Востока и, следовательно, здесь столкновение религий должно было заявлять о себе с особенной силой, с другой — ни один город на Востоке не обращал на себя большего внимания историков, чем Византия; без сомнения, всюду происходили явления аналогичные с явлениями при осадах Константинополя, но они не нашли места в сочинениях современных писателей и остаются для нас неизвестными.