Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.

Поклонение и славословие принадлежали императору с момента его облачения в императорские одежды и провозглашения (ауаррцак;). Самой важной из царских одежд были багряные туфли.[1039] О том, чтобы облечься в них, более всего заботились[1040] и никогда с ними не расставались, так что по пурпуровым туфлям можно было отличить императора в массе лиц. Во время похода против сарацин Роман III был узнан его солдатами, обратившимися в бегство, только по туфлям.[1041] Отнятие или отдача туфлей было главным признаком лишения или сложения императором власти, как показывает история Стратиотика,[1042] или Алексея Комнина, который, овладев Вриеннием, вместо всяких донесений послал императору Вотаниату пурпуровые туфли претендента, унизанные жемчугом и каменьями.[1043] Кроме того, император облачался в цветные златотканные платья из пурпура, виссона и жемчуга,[1044] на голове имел венец,[1045] на шее цепь из драгоценных камней,[1046] в руке скипетр.[1047] Все это были царские инсигнии.[1048] Провозглашение обыкновенно происходило в золотом зале — хрисотрик–лине,[1049] который вообще служил для торжественных выходов и где стоял серебряный царский трон,[1050] отделенный от пространства, предназначенного для публики, завесой,[1051] которая, когда нужно было, поднималась и опускалась. О том, как совершалось провозглашение, можно судить по примеру Михаила Пафлагона. Зоя одела его в златотканную одежду, на голову возложила венец, посадила его на трон, сама села около него в подобной же одежде и всем придворным приказала поклоняться и славословить (rcpooKuvetv те Kai eucpripetv) сообща себя и Михаила, что и было сделано. Приказание передано было также находившимся вне дворца, и весь город присоединился к славословию. Затем через эпарха города разослана была повестка сенаторам явиться во дворец для поклонения новому императору. Собравшиеся сенаторы по одиночке подходили к сидевшим на троне царю и царице, кланялись до земли, относительно императрицы ограничивались одним поклоном, а у императора целовали еще правую руку. После того Михаил был РаоЛеи^сштокр&тсор avappr|0ei<; (был провозглашен самодержавным императором).[1052] Таким же образом был провозглашен Константин Дука, с тем лишь различием, что на трон его посадил и пурпуровую обувь ему надел Пселл и на троне Дука сидел один, все остальное было по обычаю — точно так же поодиночке подходили, покланялись и славословили.[1053]

Каждый шаг императора обставлен был церемониями: отправлялся ли он на войну, возвращался ли с похода, шел ли в театр, — все совершалось с соблюдением известных обрядов и в известном порядке.[1054] Но самыми важными актами византийского церемониала были выходы — внутренние в хрисотриклин и наружные в Великую и другие церкви.

На внутренних высочайших выходах находили себе применение все главнейшие функции императорской власти: император, сидя на троне, окруженный почетной стражей и сенаторами, совершал те действия, совокупность которых составляла его верховную власть: принимал и отправлял послов (/prinorri^cov ярёорет), возводил в чины и назначал на должности (apxatpeomi^cov), производил суд и произносил решения (бшхц ёубецшхеисоу Kai v|/f|cpoi)<; ёксрёрюу), распоряжался делами относительно податей и налогов (Stavtcbv бгцдотац Kai Kowaiq итгаОёоеаг).[1055] Если император сидел на престоле вместе с супругой или сотоварищами, то он имел преимущество чести. Так, Роман III имел преимущество перед Зоей.[1056] В совместном сидении Калафата и Зои первенство принадлежало последней.[1057] Ей же принадлежало первенство, когда она правила вместе с Феодорой: для выражения превосходства Зоя пользовалась более почетным одеянием, и поверхность трона там, где сидела Феодора, была несколько ниже, чем там, где сидела Зоя.[1058] При Мономахе Зоя сидела с одной стороны царя, Феодора с другой.[1059] При Константине Дуке рядом с отцом сидел его старший сын Михаил.[1060] По смерти мужа Евдокия сидела на престоле вместе с сыновьями — она посередине, сыновья по сторонам, и честь принадлежала матери.[1061] Открытие и закрытие завесы сопровождалось славословиями. Обстановка этих выходов была одинакова при всех случаях, разве только при приеме послов заботились о большей торжественности, дабы через это возвысить достоинство Империи в глазах иностранцев. Если император находился вне столицы, в походе, то вся разница высочайшего выхода состояла в том, что он происходил не в хрисотриклине, а в открытой царской палатке, и когда претендент Вриенний принял Страво–романа, после Вотаниата, не в палатке, по обычаю царей, но верхом на лошади, это возбудило негодование; историк, рассказывая об этом факте, называет его делом позорным, которого истинный царь никогда не позволил себе с послом самого последнего этнарха.[1062]