Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.

После того как оправившееся от ударов, нанесенных славянскими вторжениями, властельское сословие стало крепнуть и образовались аристократические роды, т. е. с IX в., началась продолжительная экономическая борьба властелей с убогими; властели, пользуясь стесненным положением убогих, доведенных до крайности стихийными бедствиями (неурожаями, эпидемиями и пр.) или неприятельскими нападениями, а также злоупотребляя своей силой и влиянием, дававшими им возможность делать нападения на убогих и брать над ними перевес, опираясь на представителей в данной местности судебно–административной власти и т. д., заставляли крестьян–общинников отдавать (в дар или в наймы) или продавать занимаемые ими участки общинной земли, а крестьян–париков принимать на себя все более тяжелые обязательства, — тех и других становиться в зависимое отношение к властелям. Правительство не могло остаться равнодушным зрителем в этой борьбе, с одной стороны, потому что усиление властелей, естественно вытекавшее из увеличения их поземельной собственности, грозило опасностью монархической власти, с другой, потому что разложение общинного союза, производимое отчуждением вла–стелями общинных участков, нарушало фискальные интересы, для соблюдения которых было весьма важно, чтобы круговая порука общины перед правительством не умалялась в своем значении и объеме. Отсюда произошло, что в X в., когда перевес, как это и естественно в борьбе крупной собственности с мелкой, пока они предоставлены самим себе, стал явно клониться на сторону властелей, правительство, вооружившись силой законодательного авторитета, выступило на помощь убогим. В промежуток времени между 922 и 996 гг. императоры Роман I Лекапин, Константин VII Багрянородный, Роман И, Никифор Фока и Василий II Болгаро–бойца издают ряд новелл[1741] в защиту мелкой поземельной собственности от поглощения крупной и крестьянских общин от вторжения в них властелей. Через все новеллы проведен один принцип. Он высказан в первой по времени новелле Романа Лекапина от 922 г. и выражается двумя положениями: а) что предпочтительное право (лротгргузк;) на покупку недвижимой собственности принадлежит общине и б) что властели не могут делать приобретения из общинного поземельного имущества посредством дара, завещания, покупки и найма. Принцип, проведенный с последовательностью через все новеллы, не только не ослабевает в деталях, а, напротив, усиливается, и в последней новелле Василия Болгаробойцы от 996 г. доходит до отмены 40–летней давности, которой прикрывалась страсть к стяжанию. Новеллы не оставались мертвой буквой, но выражались в соответствующих действиях, может быть, подчас слишком даже энергичных, как показывает поступок с Филокалесом, который сначала был убогим, потом, разбогатев и достигнув чинов, сделался властелем, и у которого, по распоряжению Василия, земля была отнята и возвращена убогим, великолепные дворцы разрушены и сам Филокалес возвращен в первоначальное состояние крестьянина.[1742] Василий II, завершивший своей новеллой ряд новелл в защиту убогих и мелкого земледелия и не останавливавшийся ни перед чем, чтобы подавить знать, прибегнул кроме того к мере, которая окончательно должна была подорвать значение властелей. Мера эта была подобна той, которой некогда было подорвано значение муниципий и старинной землевладельческой аристократии. 15 индиктиона, т. е. 1001–1002 г., Василий издал повеление о так называемом аллилен–гии, — властели в податном отношении сделаны ответственными за убогих и в случае несостоятельности последних должны были платить за них. Мера касалась, можно полагать, только париков, потому что относительно крестьян–общинников правительство и без того было обеспечено круговой порукой общины; она наносила сильный ущерб всем властелям, светским и духовным, почему патриарх Сергий, с епископами и монахами, усердно, хотя и напрасно, просили императора Василия снять алли–ленгий.[1743] Если бы эта мера удержалась, то она привела бы к разорению властелей, ограничению крестьянской свободы перехода и, косвенным образом, к охранению неприкосновенности крестьянских общин, но, как увидим, она не удержалась.