В верховном императорском суде разбирались дела, имевшие особенно важное, государственное значение, и дела о преступлениях высших должностных лиц. Поэтому, например, в нем рассматривались дела о заговорах при Константине Мономахе,[2264]
и Роман Диоген за свой замысел был судим первейшими членами синклита, под председательством императрицы Евдокии.[2265] Кроме того, в верховный суд поступало множество дел по реляциям, апелляциям и суппликациям. С реляциями (αναφορά, ύπόμνησις) обращались чиновники, спрашивавшие императорского решения (λύσις) в сомнительных случаях. Несмотря на то, что по судебным делам реляции были воспрещены законом, они тем не менее практиковались весьма часто,[2266] и императоры давали λύσις или сами лично, или поручали дать кому-нибудь другому. Апелляция (έκχλητος) дозволялась во всех случаях и на решения как светских, так и духовных судей, исключая такие случаи, которые раз и навсегда были подчинены известным инстанциям окончательно. Через суппликацию (δέησις) каждый подданный мог,[2267] минуя обычные суды, перенести свое дело на решение императора, и хотя в этой области закон налагал такое же ограничение, как и относительно реляций, судья уполномочивался даже не обращать внимания[2268] на императорское определение (όριστής), однако же, само собой разумеется, такое идеальное полномочие не могло устоять против императорского всевластия и прошения на высочайшее имя подавались во множестве. Для принятия этих прошений и заведования ими существовало целое учреждение с министром во главе (ό έπί τών δεήσεων).[2269] Прошениям, если только они принимались и проситель не был отсылаем к соответствующему ординарному суду, давалось двоякое направление: а) решение полагалось лично императором или верховным императорским судом, в последней инстанции, б) дело передавалось на рассмотрение одному или многим чиновникам по императорскому указанию (πρόσταξις, αντιγραφή βασιλική) и решалось ими, с правом апелляции на решение к верховному суду или к императору. Дать то или другое направление прошению зависело от императора и обусловливалось большей или меньшей склонностью его к судебным делам. Такой император, как Константин Дука, который был охочь до судов,[2270] любил заниматься судопроизводством и других поощрял,[2271] содействовал тому, что верховный суд был завален суппликациями; но императоры, не питавшие подобной слабости, без сожаления уполномочивали других разбирать дела. Еще император Юстиниан специально для этой цели назначил 12 императорских судей (θείοι δικασταί), которые имели свое пребывание в столице и получали определенное жалованье; обыкновенно одному или нескольким из них давалось императором поручение разобрать то или другое дело. Эти судьи продолжали существовать и при преемниках Юстиниана, имея свои камеры (κελλία) на константинопольском ипподроме.[2272] В XI в. они стали называться судьями вила на ипподроме (κριταί τοΰ βήλου καί έπί τοΰ ίπποδρόμου).[2273] Им обыкновенно и давались императорами поручения разобрать дело. Впрочем, императоры не стеснялись этой комиссией судей, давали также поручения и разным другим чиновникам.[2274]