Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.

Под образом Гиллы олицетворялась губительная сила природы, в частности, болезни, истребляющие людей и животных. Число имен Гиллы указывает, по-видимому, на главнейшие виды болезней, свирепствовавших в народе, сложившем легенду. Греки верили также в бабуцикариев, ночных демонов, которые являются людям в ночь на Рождество Христово и Крещение,[2800] и верили вообще в волшебство. Веру в волшебников и волшебство разделяло не одно простонародье. Роман III Аргир, страстно желавший иметь порфирородных детей, восполнял свою физическую немощь, обусловливавшуюся 60-летним возрастом, искусством, — принимал микстуры, натирания и т. д., а жена его Зоя прибегала к симпатическим и чародейственным средствам: привешивала себе камешки, содействующие зачатию, нацепляла какие-то банты и перевязи, обращалась к нашептываниям и заговариваниям.[2801] В понятиях того времени волшебство примыкало к врачебной науке, а именно к искусству составления и употребления ядов. О Романе III, лишенном жизни через медленное отравление, историк выражается, что он был погублен чарами;[2802] равным образом обвинение Зои в замысле извести Калафата с помощью яда (φαρμάκοις) было неразрывно связано с обвинением ее в волшебстве.'[2803] Вся жизнь грека от колыбели до гроба опоясана была точно магическим кольцом, разного рода предсказаниями, предзнаменованиями, приметами. Прежде чем человек появлялся на свет, это кольцо начинало его обхватывать: были приметы, предсказывавшие зачатие и рождение ребенка:[2804] если роженица трудно рожала, то это было верной приметой, что в числе присутствующих при родах женщин есть беременная,[2805] и потому было правилом не допускать беременной прислуживать рожающей женщине; обстоятельства, сопровождавшие рождение, были для женщин источником предугадывания будущей судьбы ребенка.[2806] Не одни повивальные бабки и старушки занимались этим «умным» делом, были «специалисты», которые делали из предсказаний и волшебства выгодный промысел и открыто им занимались, не заботясь о законе Льва Мудрого, устанавливавшем смертную казнь для тех, кто предается волшебству (γοητεία, μαγγανεία).[2807] Были предсказатели по внутреннему влечению, окружавшие себя таинственностью, скрывавшиеся в дебрях и появлявшиеся на короткое время, чтобы бескорыстно изречь пророчество. Однажды, когда Алексей Комнин с братом своим Исааком, возвращаясь из церковных палат, ехал верхом домой, перед ним неожиданно предстал загадочный субъект, с виду похожий на священника, с обнаженной головой, седыми волосами и косматой бородой; ухватив Алексея за ногу и идя у его стремени, он произнес стих: «Наляцы, успевай и царствуй истины ради, кротости и правды», с прибавкой: «автократор Алексей», — и затем скрылся.[2808] Но такие бескорыстные прорицатели были редкость. Обыкновенно люди этого рода, чаще всего монахи, собирали обильную мзду за свои прорицания. Так как каждому приятно было слышать хорошее предсказание, а не дурное, и первое, разумеется, лучше оплачивалось, чем последнее, редко кому не были излиты прорицателями горы счастья и благополучия, и в среде простых граждан была целая масса будущих императоров. Не было соискателя престола, который, приступая к своему рискованному предприятию, не хранил бы в своем сердце пророчества о том, что воссядет на царском престоле, и не поддерживал бы своей энергии этим пророчеством. Иногда молва о счастливце, получившем предсказание насчет предстоящего ему царского величия, широко распространялась, многие верили предсказанию и старались заранее обделывать свои дела, заискивали перед будущим императором, просили вспомнить о них в дни его величия, старались породниться, охотно ссужали деньгами — и таким образом предсказание приносило свою долю пользы, приобретая известному лицу приверженцев и доставляя необходимые для достижения престола средства. Иногда, впрочем, оно приносило и вред лицу, к которому относилось, потому что царствующий император принимал свои меры и заботился, чтобы сделать человека для себя опасного безвредным. Константина Далассина народная молва еще с 10 лет готовила на высокий императорский пост. Это было причиной, почему Калафат позаботился постричь его, с целью разрушить надежды.[2809] Константину Мономаху с малолетства предсказывали престол[2810] с разными подробностями, которые все кончались хорошо; говорили, что на него обрушится много ужасов, но они минуют благополучно, судьба всегда будет ему покровительствовать; предсказания как нельзя более гармонировали с беззаботным характером Мономаха, — что бы с ним ни приключилось, он всегда был уверен, что все кончится хорошо, и благодушно смотрел на жизнь.[2811] Льву Торнику, по достижении им зрелого возраста, и Константину Дуке тоже многие предсказывали царское достоинство, и по поводу не оправдавшихся предсказаний первому историк замечает, что подобные неудачные предсказания не редкость.[2812]