Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.

Система колонизации, шедшая рука об руку с завоеваниями, как нельзя более упрочивала эти завоевания; османские колонии врезывались в сплошное христианское население и доставляли средства держать это население в повиновении. Через посредство этих же колоний османы неизбежно завязывали мирные сношения с христианами. Является вопрос: если вооруженные столкновения оканчивались победой османов и эта победа вела к национальному и религиозному преобладанию османов над христианами, то каковы были последствия их мирных сношений? Этот вопрос может быть предрешен, если мы вспомним, какие силы приходили в соотношение. С одной стороны было варварство и ислам, живой фанатизмом, но безжизненный по духу и формам, с другой — христианство и греко-римская цивилизация, которая хотя и выродилась в византийскую, но все-таки стояла на недосягаемой высоте, сравнительно с простотой и патриархальностью турок. Столкновение таких сил, если только оно не сопровождалось грубым насилием, но происходило на мирном пути, не могло не отразиться перевесом последней над первой; цивилизация более развитая должна была взять верх над менее развитой, религия более совершенная должна была победить менее совершенную. Это мы и видим на османах: мало-помалу они подчиняются влиянию христиан, и оно обнаруживается в сфере религиозной и частной жизни. Проводниками этого влияния были отчасти названные колонии, обусловливавшие сожительство османов с христианами, но еще более браки османов с христианами и присутствие христиан на службе у османов.

Все почти османские султаны, начиная с Урхана и кончая Мурадом П, были женаты на христианских принцессах; исключение составляет один Магомет I. Браки заключались по политическим расчетам; императоры византийские, князья болгарские и сербские, выдавая своих дочерей и родственниц замуж за султанов, желали таким образом купить мир для своих государств и скрепить дружбу с османами. Эта ближайшая цель не всегда достигалась, но зато достигалась другая, более отдаленная, которая, может быть, и не входила в расчеты государей. Живя при дворе султанов, христианские принцессы пользовались до некоторой степени религиозной свободой, держались своей веры и нравов, а в качестве султанских жен имели значительный авторитет и оказывали влияние не только на султанов, но и на окружавших их лиц. Первая христианская принцесса, выданная замуж за османского султана и имевшая при дворе большое влияние, была Феодора, дочь Иоанна Кантакузина, который во время свадьбы (1346 г.) был не более как претендентом на престол, но через год после этого (1347 г.) был признан византийским императором и соправителем Иоанна V Палеолога. Феодора была выдана за султана Урхана, которого Кантакузин хотел этим привлечь на свою сторону и сделать своим союзником. Перед отправлением невесты к жениху был совершен обряд, предписываемый византийским придворным церемониалом. Кантакузин с войском, женой и дочерьми, между которыми была Феодора, явились на равнину близ города Селимврии; здесь были выстроены деревянные подмостки для невесты, а вблизи их палатка для ее матери и сестер. Императрица с дочерьми провела ночь в палатке, а император (как называет сам себя Кантакузин, описывая это торжество) в лагере. На следующий день Феодора взошла на подмостки, занавешенные вытканными золотом коврами, императрица с двумя дочерьми осталась в палатке, император присутствовал верхом на лошади, остальные — стоя. По данному знаку ковры были опущены и глазам присутствующих предстала невеста, а по обеим сторонам ее горящие лампады, которые держали в руках коленопреклоненные евнухи. Этот акт сопровождался звуками музыки, по окончании которой раздалось пение хоров, восхвалявших невесту в песнях, составленных мастерами этого дела. После этого торжества император в течении нескольких дней давал пир своим приближенным и османам, а потом отправил невесту к ее жениху.

«Она. хотя и выданная за варвара, жизнь свою, однако же, проводила таким образом, что являлась достойной доброй славы своих предков. Потому что не только обычаи окружающих не причинили вреда вере, как Часто и сильно ее ни старались убеждать, но она успела еще словами убеждения возвратить в лоно истины многих уклонившихся в нечестие. Оставаясь твердой в вере и часто с опасностью подвизаясь за себя и за своих, она В то же время не пренебрегала и другими доблестями, проявляла щедрость и великодушие, раздавала имущество бедным, на собственные деньги выкупила многих, проданных варварами в рабство, и была пристанью спасения для многих злосчастных римлян, по попущению Божию обращенных варварами в рабство».[3115]