Византийское миссионерство

Религиозный переворот, происшедший в Империи в IV в., придал процессу обращения варваров новые, политические измерения. Во–первых, стихийная христианизация была задним числом «подверстана» под целенаправленную политику Константинополя; во–вторых, крещение стало восприниматься как залог подчинения варваров имперской воле. Весьма показателен в этом отношении рассказ Геласия Кизического о политике Константина Великого: «Боголюбивейший император, охваченный таким благочестием и верой в Бога, приуготовил многие… варварские народы к тому, чтобы они заключили с ним мир, в то время как Бог во множестве подчинял ему их (του θεοΰ αύτω ταΰτα καθυποτάξαντος), издревле враждовавших с римлянами»[86]. В структуре повествования Геласия заметны сразу две вольные или невольные подмены: с одной стороны, благочестие императора становится причиной не христианизации варварских народов, как этого можно было бы ожидать, а заключения ими мира; с другой же, использованный автором грамматический оборот «Родительный самостоятельный» оставляет несколько неясным, каково соотношение между действиями Бога и императора: то ли первый подчинял варваров независимо от миролюбивых усилий последнего, то ли «заключение мира» и «подчинение» — это вообще одно и то же. Однако продолжим прерванную цитату: «В то время свершилось множество добавлений к апостольским проповеданиям (προσθήκαι τοΤς άποστολικοΤς… κηρύγμασιν). Ведь если Матфей проповедовал парфянам, Варфоломей — эфиопам, а Фома — индам из Великой Индии, то индам, [жившим] дальше парфян и некоторым другим соседним с ними народам слово о Христе еще не было известно»[87]. Дальше в тексте Геласия речь идет о Фрументии и Эдесии[88], которые, как мы знаем (ср. с. 36), вовсе не были посланы на апостольское служение императором. Потом Геласий рассказывает о христианизации Грузии — но ведь и она началась без участия Империи (ср. с. 33); о том, на какой стадии вступил в дело Константин, становится ясно из повествования Феодорита: пленница (Нина) «убедила вождя этого народа послать к римскому императору и просить, чтобы был им отправлен учитель благочестия (διδάσκαλον τής εύσεβείας)… [император] Константин вместе с очень богатыми дарами выслал в качестве вестника богопознания для этого народа (κήρυκα τω εθνει τής θεογνωσίας) мужа, украшенного верой, разумом и [образом] жизни, а также удостоенного священства»[89]. Созомен добавляет к этому рассказу, что царь предлагал императору, «по наущению пленницы (υποθεμένης τής αιχμαλώτου)… союзничество и договор» (Sozomeni II, 7, 12). Таким образом, Империя проявляет себя, причем в пассивной роли, лишь на поздних этапах уже давно начавшегося процесса, если проявляет вообще — и, однако, ей все равно приписывается провиденциальная роль. Кроме того, церковные историки подвергают разновременные события передатировке, дабы придать им новое осмысление. Так, в Эфиопии христианство было объявлено государственной религией примерно в 338—346 гг., однако Руфин намеренно отнес это событие к царствованию Константина Великого[90]. Явно теми же причинами вызван и разнобой в датировке крещения Грузии: по одной гипотезе, оно произошло в 325—330 гг., по другой — в 355—356 гг.[91] Первая дата явно восходит к попыткам приписать все Константину Великому.

Победоносность Константина воспринималась как самое действенное орудие христианской пропаганды. По словам Сократа Схоластика, император разгромил племена готов и сарматов так основательно, что «они, потрясенные невероятностью своего поражения, тогда впервые поверили в христианскую религию» (Socratis I, 18).

VI

Религия и в самом деле быстро становится одним из реальных внешнеполитических факторов. Только в этот момент на исторической арене и появляется тот, кого можно условно назвать «профессиональным» миссионером. Но с таким же успехом его можно считать просто имперским послом, наделенным религиозными функциями. Таков был «вестник богопознания», отправленный «с очень богатыми дарами» Константином к царю ивиров[92].