Византийское миссионерство

Миссионерские усилия Алексея восхваляет и Феофилакт Охридский в своем панегирике императору: «Почему я не упоминаю о тех, кто приходил к тебе с востока, иногда поодиночке, иногда же группами? Спорят между собой [твоя] храбрость и [твоя] кротость, кто именно из них привел [их к тебе]. Ведь оба этих [твоих свойства] приписывают [эту победу] себе. Но, кого бы из них ни счесть победителем, победил император, который ради нас пустил в ход несказанные чары и кротостью склонил к себе жесгоковыйных. Самое же божественное в том, что он сватает их за Бога (Θεόν αύτοΐς προμνηστεύεται), и вводит их в свое царство, и делает частью тамошнего сената, и, отмыв этих «мужей крови «в родниках спасения, превращает их в «чад света» и облекает в ризу нетления. И сделал он их тварью света и спасения, дабы и из его рук, как [некогда] из рук Павла, принял Христос «приношение язычников» (προσφοράν των εθνών) [Рим. 15. 16]. Взгляните, однако, как самодержец проявляет себя апостолом (απόστολος ήμίν о αύτοκράτωρ ένδέδεικται) — это вытекает из [нашего] повествования как некое [логическое] следствие. Ты можешь назвать мне баснословного Прометея, который лепил (πλάττοντα) людей — я же в ответ со всеми основаниями выставлю тебе прометееву предусмотрительность[771] императора, переделывающего (μεταπλάττοντα) варваров в образ более человечный или [даже] божественный. А ведь он еще назначил «учителя язычников»(διδάσκαλον εθνών έγκατέστησεν) [1 Тим. 2. 7], дабы тот «верой и правдой» — я выражаюсь для тебя словами Павла направлял борозду Слова, умножая жатву для Бога»[772]. Здесь речь идет именно о техническом термине: Алексей Комнин учредил особый церковный пост — διδάσκαλος τών εθνών. К сожалению, мы совсем не знаем, какова была его компетенция.

Еще один панегирист Алексея Комнина, Мануил Стравороман, имеет в виду те же самые заслуги императора, но выражается он так выспренно, что понять, на что именно дела· ются намеки, довольно сложно: «Он заставил, — пишет Мануил в речи 1103 г., — некоторые народы, из тех, которые раньше с нами воевали, полюбить нас… а [имя] иных вообще изгладил из книги языческих имен (δλως άπαλείψας εκ του βιβλίου τών εθνικών ονομάτων), одним внушая страх, от других добиваясь приязни… изумляя их разумностью доводов и приятностью нрава»[773]. Видимо, «изглаживание» из книги язычников — это и есть крещение, хотя прямо об этом не говорится.

Поскольку, как отмечалось выше (см. с. 226 сл.), обращения номадов не имели сколь‑нибудь длительных последствий, Алексей Комнин успел отметиться и в деле христианизации печенегов. Разгромив их при Левунии в 1091 г., император поселил пленных варваров в Могленах[774] и, по всей видимости, крестил их — об этом можно догадаться из Жития Кирилла Филеота. В нем рассказывается, что Алексей посетил святого и спросил его, заслужил ли спасения души; тот, согласно его житию, ответил утвердительно и в доказательство перечислил все царские добродетели, а в конце добавил: «Наконец, если бы я захотел вспомнить тех из числа всех языков (έκ πασών γλωσσών), кого ты своим боголюбивым научением (διδαχής) привел ко Христу через святое крещение, то у меня не хватило бы времени, чтобы рассказать [обо всех]. Лучше упомяну [об одних только] скифах: ведь они были волками, пока ты с Божьей помощью и [по Его] милости однажды не обратил их, как чувственно, так и духовно (αίσθητώς και νοητώς χατατροπωσάμενος), и не сделал из них из всех овец, и не сопричислил к стаду Христову через купель второго рождения»[775].

Итак, можно утверждать, что императоры, и особенно Алексей Комнин, прилагали большие усилия для обращения всех нехристианских групп населения, находившихся на византийской территории, и относились к этой задаче как к выполнению религиозного долга. Чрезвычайно важны слова Анны о том, что ее отец собирался распространить христианство во всем некрещеном мире — раньше мы никогда не сталкивались с подобными декларациями! В отличие от Отцов церкви, которые, как мы помним, считали (см. с. 22) мир или уже крещенным, или собирающимся креститься в ближайшее время, Алексей реалистично оценивает как размеры некрещеного мира, так и сложность стоящей перед ним задачи. Но главное — для него эта задача не провиденциальная, не абстрактная, а конкретная. И «мир» для него — это не Империя, как для древних, а реальный, огромный и в основном чуждый ромеям мир. Принцесса не приписала своему отцу планов, которых он не питал, — об этом свидетельствует тот факт, что Алексей учредил специальную миссионерскую должность «учителя языцев». И тем не менее приходится признать, что у нас нет ни одного свидетельства об отправке им или кем бы то ни было в это время миссионерских посольств за границы Империи.

V