Византийское путешествие

Ко времени турецкого завоевания церковь представляла собой обугленный остов, но священный характер места сохранился благодаря святому источнику, долгое время продолжавшему бить из-под земли и после исчезновения иконы Богородицы и Ее благоуханной Ризы. Блуждая по кривым улочкам Балата, мы толком не представляли себе цели своих поисков. Что здесь могло остаться? Я знал, что турки называли святой источник заимствованным у греков словом «аязма», и вскоре увидел это слово, нацарапанное на увенчанной крестом арке ворот. За воротами находился великолепный розовый цветник, питаемый благословенными водами и украшенный резными капителями искусной работы и фрагментами антаблемента. В глубине цветника, под деревянным навесом, нашла пристанище современная Влахернская церковь – выкрашенное в розовый цвет шаткое сооружение, скорее напоминающее загородный домик, чем храм. Во всей обстановке этого места чувствовалось какое-то нелепое веселье. Это ощущение усилилось, когда кто-то невидимый нам принялся одно за другим швырять через ограду сада поленья. Такими и запомнились мне Влахерны: розы и грохот падающих поленьев.

Город в конце времен

Небо оставалось угрожающе серым, но дождь наконец перестал, и мы решили добраться от Влахерн до храма Святого Полиевкта, который располагается в центре Старого города, в районе Аксарай. Этот поход оказался серьезным испытанием моих способностей к ориентированию. Части города, по которым мы проходили, тактично именуют «развивающимися», что на деле означает нищету населения и столь хаотичное расположение улиц, что никакие планы и карты помочь не в силах. Приходилось полагаться только на себя. Новички, которых угораздило в Стамбуле отклониться от натоптанных туристских троп, зачастую приходят в отчаяние при виде убожества, толчеи и беспросветной нужды подобных районов. Картина, впрочем, вполне ожидаемая: два разграбления, первое из которых сопровождалось опустошительными пожарами, давали основание думать, что от византийской архитектуры ничего не осталось, хотя, прогуливаясь по городу, то и дело проходишь мимо запертых или заброшенных церквей XII и XIV веков, некогда напоминавших реликварии или шкатулки с драгоценностями. Даже очаровательные османские дома быстро исчезают, а немногие оставшиеся жмутся друг к другу, словно пораженные общим несчастьем, тогда как более поздние строения пребывают в плачевном, близком к разрушению состоянии.

Мы привыкли думать о средневековом Виз́антии как о городе изысканных зданий и портиков, но это, безусловно, сильное преувеличение. В 527 году, когда Юстиниан взошел на трон, Византий еще сохранял свойственные классическим городам просторные, рациональные очертания. Он располагался на площади в восемь квадратных миль, и населяло его как минимум полмиллиона человек. В 542 году в Городе впервые появилась пришедшая через Египет из Эфиопии бубонная чума. Она свирепствовала четыре месяца и, согласно свидетельствам современников, ежедневно уносила от пяти до десяти тысяч жизней. Эпидемии чумы и других болезней еще не менее шести раз посещали Город до конца столетия. Даже если сделать поправку на риторические преувеличения, к которым были склонны византийцы, это означает, что численность населения сократилась по меньшей мере на две трети.

Чума возвратилась с прежней силой в 747 году, произведя новые жуткие опустошения, и с этого времени характер Города окрасился в печальные и гнетущие тона. Главная улица Меса осталась на месте, как и многие великолепные площади, но обширные территории отошли под поля, огороды и кладбища, а величественные общественные здания превратились в руины. Никто из тогдашних жителей не забывал о том, что когда-то Город знал лучшие времена. Неизлечимая ностальгия, одолевшая ими, находила выражение и в литературном языке, в формах греческого языка, которые уже сотни лет в обыденной речи не употреблялись.