Визбор

У Визбора, при тематическом сходстве его лирического творения с этими эстрадными песнями, всё, однако, иначе. Его «Леди» — как и многие другие песни, о чём мы уже говорили, — убедительна как раз поэтической конкретикой. Лирический сюжет этой песни привязан к конкретным деталям и конкретным обстоятельствам, и потому в нём просвечивает то, чего нет и не может быть в эстрадном шлягере: судьба лирического героя. Он, допустим, согласен с тем, что все последние годы «весна приходила зря», но он наполнит эту пустоту конкретной образностью, точной и символичной: «неотправленные письма» (их адресат «пропал», но куда можно отправить их с ледокола?); «бренчащая гитара» странствий вместо «тихих симфоний» любви и семьи (звучит вроде бы неожиданно для барда, но Визбор в самом деле любил и ценил классическую музыку; в одной из его песен даже курсанты-десантники после тяжёлого рейда слушают Генделя); «картинки… на обоях чужих» (и ничего не надо пояснять — такой ёмкий перифраз. А далее возникает построенная по законам олицетворения (одиночество как персонаж) и гротеска (фантастическое преувеличение) поэтическая картина тотального одиночества лирического героя до встречи с героиней:

Одиночество шлялось за мной и в волнистых витринах
Отражалось печальной фигурой в потёртом плаще.
За фигурой по мокрым асфальтам катились машины —
Абсолютно пустые, без всяких шофёров вообще.

И в пустынных вагонах метро я летел через годы,

И в безлюдных портах провожал и встречал сам себя,
И водили со мной хороводы одни непогоды,
И всё было на этой земле без тебя, без тебя.

Для передачи атмосферы неустроенности и неприкаянности другому автору было бы, наверное, достаточно уже одного «потёртого плаща», но Визбор разворачивает поэтическую картину одиночества, когда герой без единственного и главного человека своей жизни словно и не замечает огромного количества людей в метро и портах. Даже множественное число слова «асфальт» («по мокрым асфальтам»), могшее показаться грамматической ошибкой или чисто технической данью стихотворному размеру (пятистопному анапесту), в который нужно «втиснуть» строку, на деле оправданно. За ним — чужая множественность бытия в отсутствие единственного своего. Неотправленные письма, картинки, обои, непогоды, порты, вагоны, машины, шофёры, асфальты… Бесконечный и бессмысленный калейдоскоп впечатлений, не оставляющих в жизни глубокого и настоящего следа.

Между тем лирический сюжет песни, развивая мотив прежнего одиночества, приближается к своей кульминации:

Кто-то рядом ходил и чего-то бубнил — я не слышал.
Телевизор мне тыкал красавиц в лицо — я ослеп.
И, надеясь на старого друга и горные лыжи,
Я пока пребываю на этой пустынной земле.
О, моя дорогая, моя несравненная леди!
Ледокол мой буксует во льдах, выбиваясь из сил…
Золотая подружка моя из созвездия Лебедь —
Не забудь. Упади. Обнадёжь. Догадайся. Спаси.

Тот вакуум, который ощущал вокруг себе герой и прежде, теперь словно лишает его даже зрения и слуха: он «не слышал» и «ослеп». Зачем нужны зрение и слух в этой тотальной пустоте, в которой и сама жизнь вообще лишается смысла? И только Визбор — никакой другой поэт — мог сказать так: «надеясь на старого друга и горные лыжи». Потому что и то и другое и составляло многие годы его жизненную опору. Горные лыжи — это не только горные лыжи как таковые, хотя и они, конечно, тоже. Это — символ интересов и увлечений поэта, путешественника, журналиста, спортсмена Юрия Визбора. Могли бы быть упомянуты байдарка или рюкзак. Упомянуты, однако, горные лыжи — для любовной лирики атрибут совершенно неожиданный, заостряющий традиционную лирическую ситуацию. Для визборовской же любовной лирики — предельно точный и убедительный. Мы ведь помним, что именно в горы он отправлялся в трудные моменты своей жизни, надеясь, что они «залечат наши раны языками ледников» (так пел Визбор в одной из своих сравнительно ранних песен — «Не устало небо плакать…»). О мужской дружбе («надеясь на старого друга») нечего и говорить — о ней на этих страницах сказано уже немало.