Вижу поле…

На стадионе «Динамо» торпедовцы играли с донецким «Шахтером». Посмотреть матч приехали и футболисты сборной. Они держались вместе — гордой, но демократически улыбающейся знакомым группой. Нарядный Воронин, однако, сел поближе к запасным игрокам и тренерам команды над тоннелем, откуда выходят на поле футболисты.

Торпедовцы возвращались после разминки, впереди шел задумчивый Иванов.

«Кузьма», — окликнул его Воронин. Тот поднял голову, весело встряхнулся. Воронин привстал и условным, видимо, жестом — приподнятым на уровень плеча кулаком — поприветствовал капитана, пожелал победы.

Иванов подмигнул ему, будто не на стадионе, а в комнате они находились, и озорно, вспомнив, наверное, досуги в Мячкове, изобразил бильярдиста, загоняющего шар точно в лузу.

Но матч этот «Торпедо» проиграло. Иванов на последних минутах попытался обвести уже лежащего вратаря и не успел из выгодной ситуации сравнять счет.

Через несколько дней у приехавших в Мячково журналистов Иванов беспечным тоном, с обманчивым для малознающих его людей простодушием спросил вдруг, выслушав разные «столичные» новости: «А про футбол что говорят?» Журналисты сказали, что ходят слухи о возможном просмотре в каком-то из матчей сборной его, Иванова, вместе со Стрельцовым.

Иванов отмахнулся: «Нет, с этим я завязал…» Скорее всего, Иванов действительно совершенно искренне теперь уже не верил в свое возвращение в сборную.

Но, наверное, многие из присутствующих, в чем кое-кто и признавался потом, сразу представили их вместе со Стрельцовым в сборной и поверили в такую возможность.

За клуб они ведь продолжали играть вместе.

…Мне нравилось, как получалась игра у Иванова с девятнадцатилетним Володей Щербаковым в сезоне шестьдесят четвертого года.

Щербаков двигался вперед, действовал в роли форварда таранного типа. Иванов очень мною для него делал, и, как мыслящий игрок, Щербаков прибавлял у нас на глазах.

Простительная для него прямолинейность хорошо сочеталась с тонкой игрой Кузьмы.

Вообще Щербаков много, на мои взгляд, сделал для успехов «Торпедо» и в шестьдесят четвертом, и в шестьдесят пятом годах. Его сила, его скорость шли, как говорится, в общее дело нашей атаки. Щербаков азартно был нацелен на ворота и вел себя в серьезных играх как боец.

Но футболисту такого склада нужен особо строгий режим. Когда у Щербакова стал расти вес, он сразу потерял свои скоростные достоинства.

Повторяю, когда я пришел в команду, Щербаков был хорош, и на него очень надеялись.

В шестьдесят пятом году мы втроем (Кузьма, он и я) уже вполне понимали друг друга и, по-моему, сыграли интересно и остро в матчах, где, в общем-то, все и решалось.

В шестьдесят шестом году мы чаще оставались со Щербаковым вдвоем в атаке. Кузьма в том сезоне сыграл всего одиннадцать матчей, он ничего никому не говорил (а спрашивать про такие вещи не принято), но можно было предположить, что он заканчивает играть.

Мы играли с Щербаковым примерно так же, как они играли с Кузьмой.

Я не люблю выдвигаться вперед, когда оказываешься перед двумя защитниками. Я лучше отойду так, чтобы, получив мяч, развернуться и рассмотреть всю ситуацию: кто открывается, кто кого страхует. Когда идешь лицом к противнику, все и видишь, а когда стоишь к защитникам спиной и ждешь передачи, обзор сужается.

Мне кажется, что Щербаков в шестьдесят шестом году начинал сдавать. Но силенок у него еще было достаточно. И когда он предельно выкладывался, игра у него шла.